Последний завет
Шрифт:
Шапиро говорил все это, глядя советнику министра обороны прямо в глаза. Его присутствие на этом совещании само по себе было символично. Но тот факт, что он не высказывал возражений против открыто «подрывных» предложений, был еще более знаменателен. «Что и говорить: если бен-Ари на нашей стороне, — думал Шапиро, — значит, мы воистину сильны, а Ярив слаб».
— Но я хочу подчеркнуть, что мы разыграем эту карту лишь в том случае, если мирное соглашение будет подписано и у нас не останется выбора, — добавил он. — А пока…
— А пока, — подхватил начальник штаба
Присутствующие кивнули.
— Превентивные меры призваны дестабилизировать обстановку, вышибить стул из-под задницы правительства, чтобы предотвратить совершение им национального предательства. И мы продолжим идти по этому пути. Несколько дней назад мы сформировали особое подразделение, на которое возложили эту задачу. Сейчас, господа, наша судьба именно в руках тех ребят. Давайте же будем молиться за то, чтобы «Защитникам единого и неделимого Иерусалима» сопутствовала удача во всех их начинаниях.
ГЛАВА 40
Иерусалим, четверг, 15:38
У Мэгги упало сердце — словно лифт, на котором она ехала, внезапно сорвался в шахту. Как ни крути, а они с Ури невольно превратились в ангелов смерти, которые несли на своих крыльях погибель каждому, кого эти крылья задевали даже легонько. Все люди, с которыми так или иначе был связан Гутман-старший и о существовании которых узнавали они с Ури, умирали. Сначала отравили его мать; затем хладнокровно зарезали прямо на улице Авейду; потом подстроили аварию Кишону в горах Швейцарии; и теперь вот убили Давида Розена за то, что имел несчастье быть личным адвокатом Шимона Гутмана.
Ури, охваченный, видимо, тем же чувством, что и Мэгги, медленно приблизился к столу и, наклонившись над Розеном, легонько коснулся его шеи. В следующую секунду он приглушенно вскрикнул и отшатнулся, будто его ударило электрическим разрядом. То же самое произошло и с адвокатом — он вдруг дернулся и едва не свалился с кресла.
Все трое пораженно уставились друг на друга.
— Черт возьми, Ури, как ты ко мне подкрался?!
Розен был абсолютно сед и невероятно худ, с волосами, похожими на паучьи лапы. На носу очень смешно смотрелись старомодные очки в оправе. Рубашка адвоката, светлая, с короткими рукавами, успела изрядно помяться, пока он спал.
— Вы же сами просили меня приехать!
— Я просил, но когда? Вчера! И ты приехал вчера? Я что-то не припоминаю!
Розен, видимо, не до конца проснувшись, принялся шарить по столу в поисках очков. Мэгги обратила внимание, что английский у адвоката безупречен, как у коренного лондонца.
— Давид, проснитесь наконец! Мы созванивались сегодня утром!
— Господи, неужели? Я всю ночь летел из Англии, вымотался так, что ничего не соображал. Думал, хоть поспать мне дадут по-человечески… Так сегодня еще четверг, ты говоришь? Ну, дела…
Ури красноречиво взглянул на Мэгги: «Вообрази себе: наша судьба в руках этого человека!»
— Вот именно, господин Розен, сегодня еще четверг. Вы позвонили мне утром и сказали, что меня здесь ждет послание от отца.
— Точно, точно, вот голова садовая… — Адвокат стал рыться в ящиках стола. — Он передал мне его на прошлой неделе. Приехал в кои-то веки, я ему чаю хотел… а он говорит, мол, времени… — Розен вдруг оборвал себя на полуслове, пораженно уставился на Ури, затем вскочил из-за стола и бросился к нему: — Господи, что я говорю! Прости, прости старика. Иди ко мне, мой мальчик!
Ури позволил Розену себя обнять, причем лицо у него стало как у школьника, которого тискает давно не видевшая внука бабушка, приехавшая из глухой провинции.
— Как у вас с сестрой? Вы-то как, а?
— Все в порядке, все в полном порядке… Господин Розен, позвольте представить вам Мэгги Костелло. Она аккредитована при посольстве США и, скажем так, помогает мне…
Ури надеялся, что такого объяснения старику будет достаточно, но увы…
— А при чем тут американское посольство? И в чем, собственно, помогает?
— Она из дипломатической миссии, оказывает посреднические услуги на переговорах.
— Ну, это я уже понял, а тебе-то она с какой стати помогает и в чем именно?
«Он немолод и рассеян, но не идиот же…» — подумала Мэгги.
Ури вкратце рассказал то, что мог. Его мать отчего-то доверилась Мэгги, а теперь и он доверился ей; Мэгги помогает ему разобраться в тайне гибели отца. Получилось скомканно и сбивчиво. Понимая это, Ури подытожил прямым призывом:
— Господин Розен, одним словом, я ей верю и у меня от нее секретов нет.
— Отлично! — До адвоката наконец дошло. — Тогда держи!
И он, перегнувшись через стол, передал Ури простой белый конверт. Тот принял его как бесценную реликвию и, затаив дыхание, распечатал. На лице его отразилось недоумение: в конверте был диск.
— Нужен ди-ви-ди! — воскликнул Ури. — У вас есть на чем это посмотреть?
Розен развернул было к себе монитор своего рабочего компьютера, но Ури, обойдя вокруг стола, молча и настойчиво попросил адвоката освободить ему место. Сейчас ему было не до любезностей. Он вставил диск в приемник DVD-привода и запустил программу воспроизведения. Мэгги стояла справа от него, Розен — слева.
Поначалу экран был черен, но через несколько секунд на нем проступила надпись, выполненная на иврите.
— «Послание для Ури», — перевел Гутман-младший.
А затем они все увидели его отца. Он сидел у себя дома за столом, перед ним был экран домашнего компьютера, но смотрел он не на монитор, а в камеру. Мэгги вспомнила, что на столе у него валялась видеокамера. Очевидно, он находился в кабинете один, когда записывал это видео.
Гутман выглядел совсем иначе. Не так, как на кадрах телевизионной хроники. Даже трудно было представить, что это тот же человек. Под глазами его темнели круги от недосыпания и сильного переутомления, взгляд был более чем серьезен, в глазах строгость.