Последний звонок
Шрифт:
Выключив интерком, Стэнтингтон проверил шагомер и обнаружил, что прошагал уже полторы мили из положенных каждодневных десяти. В первый раз за день он почувствовал радость от жизни.
Второй раз наступил двадцатью минутами позже, когда он встретился с начальником оперативного отдела и отдела кадров. Подписав приказ об увольнении двухсот пятидесяти агентов на местах, он одним росчерком пера завершил разгром агентурной сети ЦРУ, разгром, о котором годами мечтали русские, не в силах его осуществить.
— Мы покажем этим типам из конгресса, как надо работать, — сказал директор ЦРУ. — Еще что-нибудь?
Он
— Тут еще есть кое-что в вашем вкусе, адмирал, называется проект «Омега».
— Я никогда о таком не слышал. Чем они занимаются?
— В том-то все и дело, что ничем. Это самая идиотская и бессмысленная затея.
Начальник оперативного отдела говорил с резким южным акцентом. Он был старым другом Стэнтингтона и в прошлом руководил дорожными работами на Юге. Из всех близких друзей адмирала работу в ЦРУ получил именно он, так как только его никогда не обвиняли во взяточничестве.
— Они, черт возьми, вообще ничего не делают, — продолжал начальник оперативного отдела. — Целыми днями играют в карты, а раз в день звонят по телефону. Шесть агентов и ничего, кроме одного телефонного звонка в день!
Стэнтингтон вышагивал по периметру кабинета, четко разворачиваясь на девяносто градусов на каждом углу.
— Кому они звонят? — спросил он.
— Чьей-то тетке, наверное. Какой-то никому не нужной старухе из Атланты.
— И во сколько обходится это удовольствие?
— В четыре миллиона и девятьсот тысяч долларов. Это, конечно, не только зарплата, многое сложно проследить.
Стэнтингтон тихо присвистнул:
— Четыре миллиона и девятьсот тысяч! — воскликнул он. — Уволить их к чертовой матери! Представьте, что будет, если «Таймс» раскопает эту историю.
— "Таймс"? — переспросил начальник оперативного отдела.
— Не обращайте внимания, — сказал Стэнтингтон.
— Проверить эту женщину?
— Нет. Проверка тоже стоит денег, здесь все вокруг стоит кучу денег, даже чтобы войти в туалет, нужно выложить двадцать три доллара и шестьдесят пять центов. Ну нет! После проверки эта «Омега», или как ее там, встанет нам уже в пять миллионов, а это неприятная цифра. Никто не запомнит четыре миллиона и девятьсот тысяч, но пять миллионов они не пропустят. Пять миллионов здесь, десять там, и нас прижмут к стенке. Стоит дать им волю, и нам придется опорожняться в коридоре.
Начальник оперативного отдела и начальник отдела кадров обменялись недоумевающими взглядами. Озабоченность адмирала проблемой уборных была им непонятна, но с решением насчет «Омеги» оба были согласны. Этот проект, чем бы он ни был, никак не сочетался со всей остальной деятельностью ЦРУ. Люди в нем были связаны только со старухой в Атланте, а она ничего из себя не представляла. Начальник отдела кадров все-таки проверил ее, не ставя шефа в известность: она была ничем и никем, не знала ничего и никого. Он затеял проверку, испугавшись, не имеет ли она какого-либо отношения к президенту. В тех краях всех можно в этом заподозрить, но здесь президент явно был ни при чем. Так что согласие было полным: уволить их. Вышвырнуть вон!
В десять утра шестерых агентов, работающих на проект «Омега», уведомили, что с этой минуты они уволены со службы.
Никто не жаловался. Они все равно не понимали, в чем заключается их работа.
Адмирал Уингэйт Стэнтингтон продолжал мерить комнату шагами и после того, как его подчиненные ушли. Он сочинял новое начало статьи для «Таймс».
«Между 9 и 9.20 утра прошлого вторника адмирал Уингэйт Стэнтингтон, новый директор ЦРУ, уволил двести пятьдесят шесть агентов, сохранив тем самым американским налогоплательщикам почти десять миллионов долларов. И это было только начало хорошего трудового дня».
Не так уж плохо, подумал Стэнтингтон и улыбнулся. Это было только начало хорошего трудового дня...
В небольшом домике в самом конце Пэйсиз Ферри-роуд, что на окраине Атланты, миссис Амелия Бинкингс чистила над кухонной раковиной яблоки. Из-за артрита пальцы плохо повиновались. Она посмотрела на часы, висящие над раковиной: было без шести минут одиннадцать. Через минуту должен зазвонить телефон. Каждое утро он звонил в разное время, и раньше у нее была табличка из картона, где значилось, когда, в какой день надо ждать звонка. За двадцать лет она успела выучить эту табличку наизусть, и поэтому давно уже спрятала ее в буфет, под тарелки парадного сервиза. Без пяти одиннадцать, вот-вот зазвонит. Миссис Бинкингс закрыла кран, вытерла руки отутюженным кухонным полотенцем, лежащим на полочке над раковиной, медленно подошла к столу и уселась перед ним, ожидая звонка.
Она часто думала о людях; которые ей звонят: их было шестеро, за все эти годы она научилась различать их голоса. Миссис Бинкингс постоянно пыталась завязать с ними разговор, но они никогда не говорили ничего, кроме: «Привет, милая, все в порядке». И сразу же вешали трубку.
Порой она думала, было ли то, что она делала... ну, скажем, законным: работы-то для пятнадцати тысяч в год маловато. Свои сомнения она высказала тому строгому невысокому человеку из Вашингтона, который двадцать лет назад предложил ей эту работу.
Он успокоил ее:
— Не волнуйтесь, миссис Бинкингс. То, что вы делаете, очень, очень важно.
Тогда, в 50-е годы, все страшно боялись атомной войны, и миссис Бинкингс спросила, нервно хихикнув:
— А что, если русские сбросят на нас бомбу? Тогда что делать?
Но человек был очень серьезен.
— Тогда все пойдет само собой. Нам беспокоиться об этом уже не придется.
Он еще раз перепроверил ее. Ее мать дожила до девяноста четырех лет, отец — до девяноста пяти; все бабушки и дедушки в девяносто были еще полны сил.
Амелии Бинкингс исполнилось шестьдесят, когда она взялась за эту работу, а теперь было уже почти восемьдесят.
Она смотрела, как секундная стрелка заканчивает оборот вокруг циферблата. 10.55. Предупреждая звонок, она протянула руку к телефону.
Пятьдесят девять секунд. Рука коснулась телефона.
10.55.01. Две, три секунды. Телефон не звонил. Через полминуты миссис Бинкингс опустила руку на стол и продолжала сидеть, глядя на часы.
Она подождала, пока стрелки не показали без одной минуты одиннадцать, затем вздохнула и с трудом поднялась. Сняв с руки золотые часы фирмы «Элджин» и осторожно положив их на стол, она открыла дверь, ведущую в сад, и, ковыляя, спустилась по ступенькам.