Последняя акция Лоренца
Шрифт:
...Воспользовавшись благоприятным случаем, Корицкий навел шефа на разговор о его зарубежных родственниках. Ничего худого не подозревая, Сергей Аркадьевич рассказал, что несколько лет назад он встретился с сестрой — Елизаветой Аркадьевной, о которой ничего не слышал с сорокового года. После долгого перерыва ей хотелось побывать на родине. Она владелица салона мод, вот она и решила совместить свое желание посетить родину с намерением завязать деловые связи в Советском Союзе. Скоро снова должна приехать. Приезжал в Союз и племянник — Лео Дальберг, коммерсант.
Из
И он выяснил главное: в скором будущем Дальберг приезжает в Москву со своей коллекцией. С этого дня Инна стала постоянной посетительницей Дома моделей на Кузнецком мосту, где завязала приятельские отношения с несколькими работающими там женщинами. От них она узнавала, когда и какие иностранные салоны мод будут выставлять свои коллекции в Москве. С их же помощью обеспечивала себя билетами почти на все сеансы.
После одного такого сеанса манекенщица Леля Бражевич, элегантная блондинка с несовременными фиалковыми глазами, но вполне современным умением устраивать свои личные дела, познакомила Инну по ее просьбе с госпожой Дальберг. Леле не мешало бы задуматься, зачем ее об этом попросили, но она теряла всякую способность мыслить и сопротивляться, когда ей делали комплименты по поводу ее внешности.
После двухнедельной успешной демонстрации моделей в Москве салон «Перфект» переезжал в Ленинград.
Перед отъездом Елизавета Аркадьевна и Инна поужинали в ресторане «Чайка» у Малого Каменного моста. Инна, когда они садились за столик, шутливо упомянула, что москвичи называют романтическую «Чайку» «поплавком». Мадам рассмеялась.
За ужином говорили о Москве, о русских и других национальных модах в Советском Союзе, о том, как советские женщины одеты на работе, скажем, в учреждении, что предпочитают «на выход». Мадам Дальберг понравилось, например, как одевается ее племянница Светлана, дочь известного советского ученого Осокина.
— Сергея Аркадьевича?! — удивленно воскликнула Инна.
— Да. Я очень горда тем, что мой родной брат добился таких больших успехов в науке. Весь в деда и отца.
— Они тоже были металлургами? — снова удивилась Котельников а.
— Не просто металлургами. Они были признанными авторитетами в металлургии. Я как-нибудь в следующий свой приезд сюда расскажу вам о нашей разлученной Октябрем семье. Поэтому, Инна Александровна, вы поймете меня правильно, если скажу, что до сих пор пристально слежу по советской прессе за судьбой своего брата, за достижениями русской, простите, советской металлургии. Это в крови у меня, идет от семьи, хотя ровным счетом я ничего профессионально не понимаю в самой этой науке. Простите, а вы знаете Сергея Аркадьевича?
Упоминание об Осокине словно обожгло Инну. Она ухватилась за слова мадам Дальберг, сказала, что некоторым образом лично знакома с ученым. После всех похвальных эпитетов о брате Елизаветы Аркадьевны Котельникова вскользь заметила, что Осокин крупный организатор, он собрал у себя в институте талантливых людей, которые достойны своего учителя, а некоторые в своих идеях и практических разработках преуспели даже более его: время есть время, это так естественно.
Про себя Котельникова отметила: сестра ученого не обиделась на столь искреннюю и философски верную оценку заслуг ее брата.
...Елизавета Аркадьевна очень естественно, по-дружески попросила Инну помочь ей в ознакомлении с научными работами брата в наиболее полном объеме, если это возможно, с деятельностью его института — это так важно для нее. И вообще она была бы рада познакомиться с достижениями других наук в Советской России.
Видимо, это был самый важный разговор между Дальберг и Котельниковой, так как в конце его Инна ответила, что у нее есть возможность узнавать о некоторых научных открытиях и изобретениях до их официального опубликования. Они договорились, что Инна подготовит ряд интересных научных материалов и привезет их через неделю в Ленинград.
Котельникова не хвасталась, когда говорила о своих возможностях. Она действительно располагала таковыми. В редакцию «Вестника» поступало много интересных, иногда уникальных материалов, авторы которых не слишком утруждали себя размышлениями о том, что статьи, посланные ими в открытый журнал, могут содержать секретные сведения. Поступали они и в другие журналы, редакции коих располагались в том же здании. Там у Инны была не одна приятельница.
Несколько десятков рукописей, поступивших что называется самотеком, Инна без каких-либо затруднений вынесла из здания. Корицкий и она отобрали из них три-четыре статьи, представляющие настоящую ценность, в том числе о способе замораживания крови. Материал этот не подлежал опубликованию, но по просьбе автора перепечатывался машинисткой журнала за его счет.
Вот таким путем Котельникова сумела познакомиться с хозяйкой салона «Перфект». Инна явно поправилась мадам Дальберг. Вдвоем они совершали прогулки по Москве, делали покупки, болтали о всякой всячине. Дальберг проявила интерес к старому русскому искусству. Инна оказалась весьма полезной во всех отношениях. Она достала Елизавете Аркадьевне складень XVIII века, несколько старинных вышивок бисером, редкую гравюру с видом Петербурга. Довольная хозяйка «Перфекта» хотела подарить за услуги два коллекционных платья и кое-что из французской парфюмерии, но Котельникова отвергла щедрые дары.
«Горда», — подумала Дальберг.
Во время прогулок по Москве госпожу Дальберг, тонкий психолог — не будь таковой, она прогорела бы со своим салоном дамского платья, — сумела достаточно точно определить главные черты своей московской знакомой: умна, организованна, не столь скупа, сколь расчетлива, эгоистична, индивидуалистка, не удовлетворена своим положением редактора в научном «Вестнике» (обмолвилась: могла бы быть директором Дома моделей, еще лучше — хозяйкой такого же салона, как у мадам Дальберг), осторожна в политических высказываниях, крайне честолюбива, гордится общением с учеными, в том числе с достаточно известными (фамилий не назвала).