Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки
Шрифт:
Нащупав другие связи Митина, милиция вышла на Самарина, заключенного Свердловского лагеря. Его описание совпало с информацией о белобрысом парне, расстрелявшем Кочкина в феврале 1950 года. Видимо, тогда и подсадили к нему опытного урку-информатора, который сумел его разговорить.
После того как разработали Красногорск, поставили подслушивающие устройства на те телефоны, к которым имели допуск подозреваемые. Как у А. Солженицына «В круге первом», делали тайную проверку на голос, который произнес фразу «Нет. Это стадион».
Улик скопилось достаточно. Но решающим фактом должно было стать опознание. В назначенный день милиционеры приехали в Красногорск вместе с несколькими очевидцами налетов.
МУР замер в ожидании. Комиссар Овчинников держал
В этот февральский день весь Красногорск собрался на стадионе. Хоккейный матч был в самом разгаре. Митин, одетый в летную куртку, стоял вместе с Лукиным и Базаевым у самого края льда. Незамеченные в толпе, свидетели ограблений разглядели всех троих и без колебаний опознали высокого бандита в кожаном пальто.
Стадион, где Митин встречался с друзьями, болел за команду КМЗ, проводил праздники и куда ходил на свидания, стал и местом разоблачения.
На трибунах свистели и кричали, поддерживая свои команды. Митин жил игрой, не подозревая, что для него игра уже кончилась. Круг смерти замкнулся. И круг жизни тоже.
Через три недели умер Сталин.
Глава 3
Жизнь
На первый взгляд, да и на второй, и на третий, жизнь всех участников банды была сложена из тех же кирпичиков, что и жизнь миллионов советских граждан той эпохи. Когда и почему судьба этих парней дала трещину? Когда в подсознание прокралась мысль «не пойман — не вор»?
Иван Митин родился в деревне под Можайском. В семье было четверо детей, Иван старший. Когда наступил 1941 год, Митины уехали в эвакуацию, в Башкирию. Через год их перебросили из Бирска на Красногорский завод, который дал семье комнату в Брусчатом поселке, что между лесом и Черневским полем. Еще до войны там было построено около четырех десятков домов из деревянного бруса. Митин поступил токарем на Красногорский завод. В войну подростки взрослели рано. Самарин стал работать на том же заводе в четырнадцать лет, Коровин — в тринадцать.
Митин вымахал ростом, внешне и внутренне был старше своих лет. В инструментальном цехе он работал на равных со взрослыми и помогал семье, как мог. Семья зависела от него больше, чем он от семьи.
— Мои родители знали Митиных еще по Бирску, — рассказывает Л. А. Щербакова. — Когда они встретились в Красногорске, то очень обрадовались старым знакомым. Потом мой брат учился в институте с их младшей дочерью, уже после всего случившегося. Будучи подростком, он встретил Ивана где-то у плотины, недалеко от леса. Завязался разговор. Это было в 1952 году. Видимо, брат рассказал о своих мальчишеских столкновениях — то ли из-за девчонок, то ли еще из-за чего. Митин, молчавший до этого, неожиданно сказал — дескать, не бойся никого и ничего, а если что — скажи мне, у меня серьезная команда есть. Сказал как-то жестко, с намеком. Брату стало не по себе, и он избегал его после этого случая.
Война наводнила страну оружием. Его находили в лесах, его обменивали, им торговали, несмотря на тяжелую уголовную статью. Когда в 1944 году к Митину попал наган, он оставил его себе, из любопытства или на всякий случай. История эта темная, концов ее не найти. Митин объяснял, что отнял наган у ребятишек, которые нашли его недалеко от воинской части. Ходили слухи, что его подставили, что он хранил у себя чужой пистолет и не заложил подлинного владельца. Но в те годы закон о несдаче оружия косил всех без разбора. Иван, работавший в несколько смен на оборонном заводе НКВД, не получил снисхождения и был осужден военным трибуналом войск НКВД Московского военного округа на пять лет лагерей. Ему было семнадцать лет, и День Победы он встретил в тюрьме. У многих его сверстников была похожая история. И Самарин, и Аверченков не стали сдавать найденное в лесу оружие. Шла война, и они научились им владеть — трофейным «вальтером», наганом и, конечно, легендарным пистолетом ТТ.
Кстати, генерал Федор Токарев, создатель пистолета ТТ, часто бывал на Красногорском заводе. Он был не только прекрасным оружейником, но и участником других проектов военного и гражданского назначения. В 1949 году все руководство завода встречало его правительственный лимузин у главной проходной. Токарев привез образец нового панорамного фотоаппарата. Однако пистолеты он делал лучше. Ведущие специалисты завода сразу выявили недостатки фотокамеры, но боялись высказать это напрямую. Уйдя от прямой конфронтации — ведь сам Сталин называл Токарева своим личным другом, — красногорские оптики провели дополнительные испытания фотоаппарата в условиях искусственного тумана. Токарев был раздражен оказанным приемом и уехал.
— Напустили тумана, — бросил генерал на прощанье.
Через несколько месяцев его главное детище — ТТ — станет смертоносной игрушкой в руках красногорской банды.
Большая часть срока, который Иван Митин провел в тюрьме до амнистии, пришлась на начало так называемой сучьей войны. Его лагерный опыт навсегда остался закрытой темой, но то, что творилось в послевоенных зонах, не могло не втянуть его в свою жуткую воронку.
Как разорвалась бомба сучьей войны? Многие уголовники, воевавшие в штрафных батальонах, были крупными авторитетами в воровском мире. А воровской закон жестко карает отступников. Взять в руки оружие и воевать на стороне государства — преступление. Сотрудничать с органами — преступление. Знаменитая фраза Жеглова-Высоцкого «Вор должен сидеть в тюрьме!» парадоксальным образом отвечает убеждениям и самих блатных. Зона — это их собственный мир, свой монастырь, куда, как известно, со своим уставом не лезут. Если ты взял оружие и твои интересы, даже невольно, совпали с интересами государства, — ты трус и ссучившийся. Сотрудничество с властью имеет много тонкостей в блатном мире: зек механически выполняет просьбу охранника принести что-нибудь — ссучился; ударил в гонг звать на обед — значит, ссучился; участвовал в уборке территории — снова преступил воровской закон.
«Вы лучше лес рубите на гробы. В прорыв идут штрафные батальоны…» Этими гробами штрафники угрожали фашистским полчищам. Но гробы были уготованы и им самим. В них стреляли не только немецкие солдаты и советские заградительные отряды. Вернувшихся с войны зеков приняло в штыки третье войско — воровское. Штрафников снова стали истреблять — теперь уже свои, истреблять с жестокостью и ненавистью.
Уголовников с судьбой или, скорее, с характером Левченко из фильма «Место встречи изменить нельзя» были единицы. Многие уголовники соглашались идти в штрафбаты потому, что война давала возможность вырваться на свободу, снова почувствовать оружие. Война означала риск. И мародерство. В Красногорске мародерство пережили так же, как и в Москве. Целыми подводами приезжали в опустевший город жители близлежащих деревень и опустошали квартиры, наспех оставленные перед эвакуацией.