Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки
Шрифт:
Идти в штрафной батальон предлагали закоренелым преступникам и убийцам, презиравшим и жизнь, и смерть. Но на фронте многие быстро поняли, что в этой войне и жизнь, и смерть — совсем другого, высшего порядка. Умение быстро принимать решения, потеря товарищей, ненависть к врагу постепенно расшатывали моральный кодекс блатных. Послевоенный синдром срезал их так же, как и других фронтовиков. Мир вокруг изменился сам. На зоне (большинство освобожденных снова попалось на привычном ремесле) они решили, что старый воровской закон надо менять. Участие в войне не только не подняло штрафников в глазах бывших подельников, но и означало измену воровской присяге, отторжение навсегда от звания вора. Их выигрыш у смерти оказался проигрышем в жизни. Оба лагеря воров зашли в тупик. Бывшие штрафники не приняли осуждения их самих, героев (ведь многие из них были награждены медалями), и этим накалили отношения среди блатных авторитетов. Начались отчаянные,
О беспределе и характере блатных в послевоенных лагерях дали исчерпывающее представление и Варлам Шаламов, и Александр Солженицын. Но Солженицын обрисовал это племя в отношении к беззащитным интеллигентам, политическим заключенным, в количественном отношении — капле в море уголовников. Шаламов же показал другое: вора против вора. Это страшное, звериное побоище, подогреваемое профессиональной жестокостью, тюремной теснотой, сексуальным воздержанием.
Сначала тюремное начальство не придавало значения уголовной смуте, этому непонятному для них брожению, пока тюрьмы не стали зонами самой настоящей войны. Лагеря разделились на зоны воров и «сук», но скоро и этого стало недостаточно. Целые золотые прииски и больницы были закреплены за «суками» или ворами. Северное управление стало воровским, Западное — сучьим. Огромные лагерные территории приступили к защите и нападению. Из зон выволакивали трупы. Разоблачали «сук» — их вешали и резали. Разоблачали воров — по какой-то блатным свойственной интуиции, по наводкам, по татуировкам.
Спустя несколько месяцев после освобождения Митина наступил самый кровавый период в «сучьей войне». Шаламов привел уникальные свидетельства о том, что началось в 1948 году в лагерях, о повальном, длительном расколе среди блатных. Кульминацией двухлетней послевоенной резни стал новый ритуал. Бывший орденоносный штрафник по кличке «Король», войдя в доверие к тюремному начальству, объявил ортодоксальным ворам новую войну. Он ввел ритуал целования ножа — знак принадлежности к новому воровскому закону, который допускал в блатную власть воров, пошедших на тот или иной компромисс. Тех, кто отказывался, беспощадно калечили и убивали. В том же 1948 году начал свой первый срок Василий Бабушкин — будущий знаменитый Вася Бриллиант, самый последовательный сторонник воровских правил, «хранитель истины». Его сроки будут накладываться один на другой, пока не вытянутся в сорок лет отсидок и побегов. Он станет последним вором в законе сталинской закалки, почти в одиночку подчинявшим своей идее целые поколения уголовников. По сути, его моральный кодекс «настоящего» вора — сплошной запрет. Нельзя иметь семью, нельзя иметь работу, нельзя сотрудничать с властями, нельзя манипулировать деньгами. В 1986 году его таинственным образом убьют в Соликамском исправительно-трудовом лагере «Белый лебедь». Свободы и власти, которые давал принцип не иметь, стало недостаточно. Новое бандитское поколение потребовало свободу иметь. Началась революция беспредела и без правил. А в тех далеких 1945–1947 годах Митин отбывал срок, стоя над первой кровавой трещиной, которую дала еще недавняя сплоченность воровских авторитетов. Ведь тюрьма — такое же общество, только закрытого типа. Лагерь сделал его бандитом? После тюрьмы он жил честно и прямо еще два с половиной года.
… В 2000 году в Красногорске соорудят памятник солдатам штрафных батальонов.
Из тюрьмы Митин вынес умение постоять за себя, презрение к уголовникам и твердое намерение никогда не оказаться за решеткой. Он даже отказался от татуировок. Из разговоров с зеками он хорошо усвоил и запомнил — так, на всякий случай: за решетку попадают или от пьяных трат, или от милицейских наводчиков. Когда в руках банды появятся большие деньги, он первым делом запретит своим экстравагантные выходки и любые контакты с уголовниками. Это и держало их на плаву так долго. Митин оказался прав: нарушение именно этих двух правил привело банду к краху.
Он вернулся домой в сентябре 1947 года, за три месяца до денежной реформы. Под Новый год люди гадали, хватит ли хлеба. Но опасения оказались напрасны. Открылись новые магазины. В Красногорске особенно выделялся гастроном № 1, первый коммерческий магазин, где всегда можно было купить свежие продукты, включая мясо. Холодильником служили глыбы льда с опилками, которые смораживали зимой.
Однако далеко не все красногорцы могли позволить себе покупки в этих магазинах с одуряющими запахами свежего хлеба и пирожных. «Для нас, мальчишек, это было большим испытанием…» — вспоминает красногорец Лев Веселовский. После изнуряющей работы в Бирске, голода в военном Красногорске и тюремной баланды Митин забыл вкус еды. Московские и красногорские рестораны гудели и манили, а денег не было. Отец зарабатывал мало, мать сидела дома с тремя детьми. Обратно на КМЗ Ивана не приняли, но он добился места на закрытом заводе № 500 в Тушине.
Тушино тех лет… Оборонные заводы, аэропорт, знаменитые праздники авиации. В 1948 году над тушинским летным полем впервые взлетел малый вертолет Ка-8, который в народе называли «летающий мотоцикл». На заводе № 500 работало около сорока немецких специалистов, разрабатывающих дизельное топливо, там же прошли испытания первого реактивного двигателя Як-15. В те годы в инструментальном цехе этого завода работал будущий герой футбола Лев Яшин. Он поступил на «пятисотый» совсем еще юношей, вернувшись из эвакуации (отец Л. Яшина работал на оборонном заводе), и скоро стал играть за заводскую футбольную команду. Похожие жизни, такие разные судьбы. Митин быстро приобрел крепкую репутацию на «пятисотом», но проработал там недолго — его взяли на военный завод № 34 в Красногорске. Этот оборонный завод официально числился воинской частью 13 813 и был очень строг в отношении кадров, так как находился в компетенции Министерства авиационной промышленности. Только что прошло дело авиаторов. В 1946 году Василий Сталин, командующий ВВС Московского военного округа, обвинил маршала Новикова и наркома Шахурина в поставке неисправных боевых самолетов во время войны. В результате во время военных вылетов почти 40 процентов аварий произошло именно по этой причине. Новикова и Шахурина приговорили соответственно к пяти и семи годам заключения. Министр госбезопасности Абакумов лично выбивал из них показания.
Арест двух важнейших лиц советского авиастроения заставил особо призадуматься руководство самолетостроительных и ремонтных заводов. Значит, победителей все-таки судят, и еще как. Алексей Шахурин, лично назначенный Сталиным на пост наркома авиационной промышленности еще в 1940 году, не раз докладывал в Ставку и Главную инспекцию по качеству об ужасающих условиях, в которых приходилось поднимать авиапроизводство в Сибири. Ежедневно рано утром собранные самолеты передавались на летно-испытательную станцию, а в цеха уже поступала очередная партия моторов, фюзеляжей и крыльев. На нескольких моторостроительных заводах получался брак в цехах крупных отливок из-за плохого снабжения необходимыми металлами.
В леденящую стужу многие самолеты стояли под открытым небом, а в дождливую оттепель на истребителях начинала коробиться фанерная обшивка. В 1943 году были донесения о случаях, когда обшивку в полете срывало. Как выяснилось позже, лаки и краски содержали недоброкачественные заменители. Сталин потребовал немедленного ответа, и уже через десять дней ему было доложено, что срочно созданные ремонтные бригады устранили все дефекты.
На заводе № 34 хорошо усвоили уроки 1946 года. Технологический процесс изготовления агрегатов самолетов был отлажен до последней детали. В цехе главной сборки деталей авиамоторов какая-либо подгонка просто исключалась, во всех ремонтных мастерских были специалисты высокого класса. Серьезно относились и к условиям работы, охране труда. Ведь любая производственная ошибка могла приобрести политическую окраску. Поэтому не только работоспособность, но и личная характеристика потенциального рабочего имели большое значение. Квалифицированных специалистов пытались переманить с КМЗ — на 34-м была высокая зарплата.
К этому времени Митин уже был токарем высшего, шестого разряда, и о его тюремном стаже в 17–18-летнем возрасте предпочли забыть. Он стал мастером смены и почти перед самым арестом был представлен к ордену Трудового Красного Знамени.
В конце 40-х годов в Красногорске (как, впрочем, и в МУРе) транспортные средства были крайне скудны. Весь Красногорский угрозыск обходился одной машиной, велосипедом и парой лошадей для перевозки сена и заготовки дров. Выручал опять же завод. Его автопарк включал машину «скорой помощи» и даже ЗИС-101.
Но Митину удалось раздобыть трофейный мотоцикл БМВ с коляской, который старожилы помнят до сих пор. Только еще один мотоцикл гонял по послевоенному Красногорску — мотоцикл капитана футбольной команды, любимца и гордости мальчишек. Где и как Митин заполучил железного коня — неизвестно. Но водительское удостоверение ему выдали по всем правилам. Он гонял по городу и охотно подвозил и мальчишек, и девушек, и знакомых милиционеров. Часто видели, как он возился с мотоциклом у своего дома. Иван легко сходился с людьми и еще более легко угощал водкой — сам он пил мало. Многие сотрудники правоохранительных органов Красногорска дружили с ним, даже прокурор.