Последняя башня Трои
Шрифт:
Добросовестный Антон менял на своем экране одну карту автомобильных дорог за другой. То уменьшал, то увеличивал масштаб по моей команде. А когда не хватало данных, подключался к Интернету, выкачивая подробности о мостах, объездах, придорожных магазинах. Послушный и преданный, он остался моим единственным другом, больше мне не на кого было положиться. Мы с ним спасались вместе. Правда, иногда я ловил себя на совсем уж нелепой зависти к нему. Антону ничто не угрожало, охота шла за мной одним. Его электронный мозг никто не собирался продырявить, в отличие от моей невезучей головы.
Ощущение лихорадочного бегства накаляло нервы, хотя на самом деле я продвигался на восток не слишком быстро. Ведь я избегал выводить «Цереру» на главные автострады, тащился обходами, по шоссейкам местного значения. Телевизор в салоне всё время был включен на прием петроградских новостных программ, но никакой мало-мальски важной для меня информации они не сообщали, историю со взорванным домом власти явно спешили похоронить. Рядом с телевизором побрякивал в бардачке мой бесполезный «наган».
Я держал направление на Вологду, однако за первый день не добрался и до Череповца. Мотели, гостиницы мне были явно противопоказаны, поэтому, когда стемнело, я загнал машину в лес, перекусил тем, что удалось купить в ларьке-автомате у железнодорожного переезда, – хлебом, консервированной колбасой, баночкой саморазогревающегося чая – и заснул, откинув спинку переднего сиденья.
На следующее утро я проложил по карте Антона огибающий Вологду маршрут в сторону Великого Устюга. Я внедрился в настоящую российскую глушь. Выбранные мной окольные дороги, неровные, кое-как очищенные от снега, изматывали медленностью движения и тряской, зато были пустынны. Конечно, водители редких встречных машин могли обратить внимание на серебряную «Цереру», но я надеялся, что этим работягам хватает собственных забот, они не станут слишком глубоко задумываться над явлением дорогого лимузина в их захолустье. Говорят, ящерицы, спасаясь от врагов, легко обрывают и отбрасывают, как помеху, свой длинный хвост. У человека в такой же беде мигом отлетают все навыки и привычки цивилизации, без которых еще вчера он не мыслил своего существования. Оказалось, что можно обходиться и без горячей пищи, и без ежедневного душа, и без чистого белья. Можно терпеть голод, не обращать внимания на грязь и пот. Можно спать не в постели, а в кабине, пригодной для этого занятия не больше, чем земляные норы наших предков. А просыпаясь до рассвета, с мучительно затекшими поджатыми ногами, с ломотой во всем теле, можно найти в себе силы вновь продолжать
бегство – прятаться, хитрить, страшиться и ненавидеть. Я больше не был бессмертным полубогом конца двадцать первого столетия, я возвратился в природное состояние смертного получеловека-полузверя, отчаянно борющегося за отсрочку неминуемой гибели.
За второй день я не успел доехать до Великого Устюга и, когда по-зимнему рано стемнело, опять свернул в лес и остановился – на ужин и ночлег. Наперченная колбаса вызывала резь в желудке, я старался хоть разжевывать ее потщательней. Снаружи, во мгле, посвистывал ветер. Сухие снежинки, как мелкая дробь, осыпали мою «Цереру». Иногда в стекла царапались черные ветви деревьев. Передо мной светились два экранчика – Антошин с картой местности и телевизионный с петроградскими новостями (звук я закрутил и лишь краем глаза наблюдал, как там сменяются сюжеты).
Я собирался на следующее утро, обогнув Устюг, взять курс на юго-восток, на Вятку. Было похоже, что враги пока потеряли мой след. Но ведь я не смогу всё время двигаться! А осесть где бы то ни было будет самоубийством. Значит, придется останавливаться только на короткое время в самых глухих провинциальных городках (слава Богу, они еще кое-где остались в обезлюдевшей Роскони). И каждый раз, возобновляя бегство, выдумывать непредвиденный для противника маршрут.
Погруженный в свои невеселые мысли, я не сразу среагировал, когда на экранчике телевизора вдруг появилась фотография Елены. А когда метнулся и прибавил звук, сюжет уже сменился, ведущий бубнил что-то о реформе городских налогов. Я начал поспешно переключать каналы. Почему показали одну фотографию? Если бы – выступление, интервью, всё было бы понятно: Елена ведь занимается пиаром. Но что означает фотография?! Звериная интуиция сигналила о случившейся беде такими биениями пульса, что они отдавались в глазах и висках, руки дрожали.
Прыжками на экранчике сменялись картинки разных каналов: зимняя ярмарка в Гавани, какой-то баскетбольный матч, реклама, реклама… Я уже решил, что будет лучше запустить поиск в Интернете, как вдруг – возник-
шая в одной из телестудий хорошенькая ведущая, вздымая грудки, стесненные декольтированным платьем, с восторженным ужасом сообщила: «Нам стали известны подробности трагического происшествия в почтовом отделении! (Интуиция заставила меня замереть.) Безутешные родители после многолетней разлуки обрели свою дочь только для того, чтобы потерять ее уже навсегда!!» И на несколько мгновений опять появилась Елена. Теперь не на фотографии, а в старой записи, той самой, где под портретом президента она бросала вызов сыщикам из экономической полиции…
Всё вокруг исчезло. Я больше не ощущал ни тесноты машины, ни кромешной тьмы ночного зимнего леса за стеклами. Весь мир сфокусировался в горящем экранчи-ке, я слушал – сквозь гулкие удары собственного сердца – возбужденный голосок ведущей.
А та, захлебываясь, рассказывала, как некая Елена Александровна Ратникова, календарный возраст – 44, семнадцать лет назад покинула родителей, живущих в Томске, и оборвала с ними все связи. Органы внутренних дел заявку на поиск не приняли (уход был явно добровольным, в демократическом государстве полиция не вмешивается в семейные дела), но мать и отец, разумеется, пытались найти беглянку с помощью частных сыскных
агентств.
Бедные люди напрасно потратили на детективов уйму денег. Их дочь, осевшая в Петроградской области, спряталась надежно. Как теперь выяснилось, ей удалось оформить в архивах и справочной службе мэрии засекреченный личный файл, да и тот содержал фальшивые сведения: она взяла вымышленную фамилию и приписала три лишних года к своему календарному возрасту. Мало того, для гарантии она сделала косметическую операцию, существенно изменившую ее внешность. Вот какой в действительности была Елена Ратникова накануне бегства из дома… И на экранчике появилось незнакомое девичье лицо.
Я застонал от отчаянья и внезапной догадки. В простенькой, почти некрасивой девушке из прошлого, с доверчивым взглядом и смущенной улыбкой, трудно было увидеть будущую великолепную женщину, которую я знал.
Но, может быть, сквозь надменность и высокомерие Елены я мужским чутьем угадывал именно этот, вызывавший нежность полудетский облик. Может быть, поэтому в моей любви-ненависти было всё же больше любви!
А камера уже показывала место происшествия – какое-то помещение, каких-то людей, врачей, полицейских. Они отвечали на вопросы корреспондента, потом снова тараторила ведущая. Оказалось, Елена зашла в почтовое отделение, оставив сопровождающих на улице, и с таксофона позвонила родителям. Впервые после стольких лет! Мать и отец, разумеется, вначале не смогли ее узнать. А когда через несколько минут поверили, наконец, что говорят с дочерью, произошло несчастье: умолкнув на полуслове, Елена осела на пол.
Она скончалась от остановки сердца мгновенно, не успев подать сигнал бедствия со своего «карманника». Ее успели бы вернуть к жизни, если бы помощь пришла без промедления, но разговор происходил в закрытой кабинке, посетители почты ни о чем не догадывались. Пока родители в Томске, увидевшие, что она потеряла сознание, нашли номер петроградской «скорой помощи» и позвонили туда, пока реанимационная машина домчалась до места, были потеряны решающие минуты.
Врачи перед камерой наперебой подтверждали: смерть была естественной. Конечно, случай редчайший, но и в мире бессмертных чего только не бывает. Полицейский полковник сообщил, что вследствие полной ясности случившегося уголовное дело возбуждаться не будет. Слащаво-прилизанный тип, отрекомендовавшийся представителем «РЭМИ», с печалью во взоре и траурной монотонностью в голосе заявил: никому из сотрудников фирмы не была известна подлинная фамилия Елены, никто не знал, что она скрывается от семьи. Какие личные мотивы были тому причиной и что заставило ее через столько лет внезапно позвонить домой – обо всем этом теперь можно только гадать. Да стоит ли вообще прикасаться к тайне, которую так охраняла покойная? Главное – то, что компания глубоко скорбит о потере столь выдающегося топ-менеджера и выражает свои соболезнования родным и близким.