Последняя база
Шрифт:
– Господин Толли, у вас нет жалоб на Мэллори и экипаж "Норвегии"?
– Нет.
– Здесь присутствует ваш адвокат. Ваши слова записываются. Если захотите подать жалобу...
– Не захочу.
Уловка не удалась - отсрочки для расследования не будет. Дэймон кивнул и вышел из комнаты, ощущая тяжесть в душе. Ведь он, как ни крути, становился убийцей... ну, может быть, помогал самоубийце.
В "К" хватало и тех, и других.
3. ПЕЛЛ: ОРАНЖЕВЫЙ СЕКТОР; ДЕВЯТЫЙ ЯРУС: 20.5.52; 19:00
Когда за задраенными воротами, в вестибюле, раздался треск, Крессич
– Горим!
– истерически крикнул кто-то.
– Ищите старые мешки, любую ветошь, - распорядился Крессич. "Заткнуть ее, - подумал он о вентиляционной системе.
– Пожар опасен, но еще опаснее паника. При большом пожаре центральная декомпрессирует нашу секцию, а это - конец... Беженцы Пеллу не нужны. Некоторые из наших - в доках. Отстреливаются из винтовок, захваченных у убитых полицейских..."
Все началось с известия о подходе второго конвоя - новые корабли, новые толпы отчаявшихся людей, с которыми "К" должны поделиться тем ничтожно малым, что им досталось. Все началось с требования ускорить проверку и выдачу документов. Затем - налет на бараки... Бандиты отбирали документы у тех, кто их имел.
"Сжечь все бумаги!" - пронесся по карантину крик. Логика простая: нет бумаг, нет и проверки. Всех примут на равных условиях. Сопротивлявшихся избивали и грабили, причем отнимали не только документы. В бараках все перевернули вверх дном. Лидерство над озверевшей и перепуганной молодежью захватили головорезы с "Гриффина" и "Хансфорда".
За воротами наступило временное затишье. Отключились очистительные системы, в коридор потекло зловоние. Люди, которые в пути вытерпели самое страшное, сейчас были на грани паники. Многие плакали.
Внезапно лампы засветились ярче, из труб потянуло сквозняком. Разъехались створки ворот. Крессич вскочил на ноги и замер, глядя в лица станционных полицейских, в наведенные на него стволы. Некоторые в его группе были вооружены ножами, обрезками металлических труб, ножками от мебели - всем, что оказалось под рукой. Сам Василий был безоружен. Показав пустые ладони, он взмолился:
– Не надо!
– Никто не пошевелился - ни среди полицейских, ни среди его людей.
– Пожалуйста! Мы тут ни при чем! Мы всего лишь защищали этот отсек. Мы не мятежники, мы жертвы!
Лицо командира отряда казалось жутким от усталости, крови и сажи. Он указал ружьем на стену.
– Надо построиться, - пояснил Крессич своему "воинству", в котором лишь бывшие полицейские сразу поняли, чего от них хотят.
– Бросьте все оружие на пол.
Они построились - даже старые и больные, и двое маленьких детей. Крессич вдруг обнаружил, что дрожит, но не в силах был справиться с дрожью, пока его обыскивали, и
– Украдены, - ответил ему Крессич.
– С этого-то все и началось. Бандиты отбирали и сжигали бумаги.
– Мы знаем, - кивнул офицер.
– Вы что, за старшего здесь? Как зовут? Откуда родом?
– Василий Крессич. С Рассела.
– Кто-нибудь может подтвердить?
Нашлось несколько человек.
– Он был депутатом на станции Рассел, - уточнил один юноша.
– Я там служил в полиции.
– Имя?
– Нино Коледи, - представился юноша. Крессич попытался вспомнить его, но не смог.
Одни и те же вопросы задавали каждому - перекрестный допрос, взаимное опознание. Но едва ли стоило полагаться на их результаты. В коридор вошел человек с фотоаппаратом и под хрип комов и шум голосов сфотографировал всех, кто стоял у стены.
– Можете идти, - разрешил командир отряда, и беженцы потянулись к выходу. Только Крессича офицер удержал за руку.
– Василий Крессич, я сообщу о вас в центр.
Крессич не знал, стоит ли радоваться этому обещанию. Все же оно давало надежду выбраться из "К". Он прошел в док и ужаснулся при виде трупов, лежащих в лужах крови, и еще дымящихся кострищ. Бандиты свалили в кучи всю оставшуюся от эвакуации мебель, пожитки беженцев, - все, что могло гореть, - и подожгли. Сейчас тут толпились станционные полицейские, и не с какими-нибудь пистолетами, а с винтовками. Крессич остался в доке, поближе к охране. Идти на ярусы, где могли скрываться террористы, он боялся. Не стоило надеяться на то, что полиция выловила их всех. Слишком уж много их было.
Наконец привезли аварийную кухню. Во время мятежа прекратилась подача воды, а кухни были разграблены смутьянами. Все, что попало к ним в руки, превратилось в оружие. Бандиты разбили ком, и восстановить его своими силами беженцы не могли. А ремонтные бригады, по всей видимости, не горели желанием идти в "К".
Сидя на голой палубе, Василий ел, окруженный группками беженцев, которым досталось не больше пищи, чем ему. Люди затравленно косились друг на друга. "Нас не выпустят, - то и дело слышал Крессич.
– Теперь нам ни за что не отмыться". Не раз до него доносились и высказывания совершенно противоположные - из уст мужчин, которые (он в этом не сомневался) сами громили бараки. Их было слишком много, и никто не решался донести на них.
И еще Крессич не сомневался, что в "К" были чужие. Провокаторы. Без них не обошлось. Униаты должны больше всех бояться идентификации.
На Пелл пришла война, а он, как и все станции во все времена, нейтрален. Безоружен. Затаил дыхание среди вооруженных до зубов и готовых убивать... Но война теперь иная. Не броня против брони. Враг - рядом с тобой. Им может оказаться вон тот подросток, тайком припрятавший сэндвич, или молодая женщина, что застыла на корточках и ненавидяще глядит в пустоту.