Последняя база
Шрифт:
Когда пришло ее время, она встала и направилась к столбам и могилам. Под ее босыми ногами хлюпала грязь. Дождь превратил все вокруг в огромное озеро. Беннета Джасинта и двух других сородичи завалили землей, а сверху водрузили обелиск. Хиза не разбиралась в знаках, которые люди понаставили повсюду, но этот она знала.
С собой она принесла длинную палку, сработанную Старым. Хиза стояла под ливнем нагая, если не считать бус и шкурок, висящих на ремешке через плечо. Она остановилась над могилой, обеими руками вонзила палку в мягкую землю и наклонила сколь возможно, чтобы
За спиной раздалось шипение человеческих вздохов и плюханье сапог по лужам. Она резко повернулась и отпрыгнула от лица, прикрытого дыхательной маской.
– Что ты здесь делаешь?
– спросил человек.
Она выпрямилась, вытерла о бедра грязные ладони. Ее смущала собственная нагота - смущала оттого, что у людей она считалась неприличной. Человек смотрел на дух-палку, на могильные подношения, на нее саму - но, как ни странно, в движениях не было гнева, обещанного голосом.
– Беннет?
– спросил человек. Она утвердительно подпрыгнула. Смущение не проходило. Прозвучавшее имя вызвало слезы, но их быстро смыло дождем. А еще она испытывала отчаяние - потому что умер Беннет, а не кто-нибудь другой.
– Я Эмилио Константин, - произнес человек, и сразу ее смущение исчезло без следа.
– Спасибо, что помнишь Беннета Джасинта. Он бы сам тебя поблагодарил.
– Константин-человек.
– Ее поведение разительно переменилось. Она дотронулась до него - самого высокого из высоких.
– Любить Беннет-человек. Все любить Беннет-человек. Говорить он друг. Все низовики горевать.
Он положил ладонь ей на плечо, этот высокий Константин-человек, а она повернулась, обняла его, прижалась головой к его груди и торжественно обхватила руками влажную, ужасно пахнущую желтую одежду.
– Добрый Беннет делать Лукас безумный. Хороший друг низовики. Слишком плохо его нет. Слишком, слишком плохо, Константин-человек.
– Я слышал, - сказал он.
– Я слышал о том, что здесь произошло.
– Константин-человек хороший друг.
– Она подняла лицо, повинуясь его прикосновению, устремила взгляд в странную маску, наводившую на нее жуть.
– Любить хороший человеки. Низовики хорошо работать, хорошо работать Константин. Давать ты дары. Нет уходить больше.
Константин понимал, что она имеет в виду. Хиза на своей шкуре узнали, каково живется под Лукасами. На базе низовики говорили между собой, что для Константинов надо постараться, что Константины всегда были хорошими людьми и дарили больше, чем низовики могли дать взамен.
– Какое у тебя имя?
– спросил он, погладив ее по щеке.
– Как нам тебя называть?
Она вдруг ухмыльнулась, согретая его теплом, и погладила свой гладкий мех, которым гордилась, хоть сейчас он и пропитался влагой.
– Человеки звать я Атласка.
– Она засмеялась, потому что на самом деле ее звали иначе, а это имя ей дал Беннет - за предмет ее гордости, яркий клочок красной материи, который она заносила до дыр, но которым дорожила не меньше, чем всеми дарами-духами.
– Ты вернешься
– спросил он, имея в виду лагерь людей.
– Я бы хотел с тобой поговорить.
Это сулило его расположение, и она едва не поддалась соблазну, но, вспомнив о долге, отстранилась и сложила руки на груди, удрученная потерей Джасинта.
– Я сидеть, - сказала она.
– С Беннетом?
– Делать так, он-дух глядеть небо.
– Она указала на дух-палку и произнесла то, о чем хиза никогда не говорили с людьми: - Глядеть он-дом.
– Приходи завтра, - предложил Константин.
– Мне надо потолковать с хиза.
Запрокинув голову, она посмотрела на него в изумлении. Не многие люди называли туземцев этим именем.
– Привести другие?
– Всех старейшин, если они согласятся... На Верхней нужны хиза хорошие руки, хорошая работа. Нам надо торговать с Нижней, нам надо место для людей.
Она протянула руку к холмам и равнине, простиравшейся в бесконечность.
– Там место.
– Я хочу, чтобы это сказали Старые.
Она рассмеялась.
– Ты говорить духи-вещи. Я-Атласка, я они давать, Константин-человек. Я давать, ты брать, все торговать, много хорошие вещи, все хорошо.
– Приходи завтра, - повторил он и отошел. Непривычно высокая фигура под косым дождем... Атласка - Там-Утса-Питан сидела на корточках, позволяя дождю хлестать по ее сгорбленной спине, и глядела на могилу, на которой пузырились лужицы.
Она ждала. Наконец пришли остальные, не успевшие привыкнуть к людям. Среди них был Далют-Хоз-Ми, не разделявший ее восхищения людьми, но тоже любивший Беннета.
Люди бывают разные - это хиза усвоили хорошо.
Атласка прижалась к Далют-Хоз-Ми - Солнце-Сияет-Сквозь-Облака, - и он, глубоко тронутый этим жестом, принялся раскладывать перед ней на циновке дары... Так полагалось делать весной - сейчас была зима.
– На Верхней нужны хиза, - сказала Атласка.
– Я хочу увидеть Верхнюю. Хочу...
Она давно мечтала об этом, с тех пор как услышала от Беннета о существовании Верхней. Из того мира пришли Константины (и Лукасы, но о них хиза старалась не думать, представляя Верхнюю такой же яркой, наполненной дарами и другими хорошими вещами, как все корабли, прилетавшие с нее). Беннет описывал им "просторное металлическое место, протянувшее руки к Солнцу, пьющее его силу". Из этого места быстрее, чем ходят великаны, быстрее, чем хиза способны вообразить, прилетают корабли. Все вещи плывут оттуда и туда... А теперь Беннета не стало, зато благодаря ему в жизни Атласки появилось Время под Солнцем.
– Зачем ты мне это говоришь?
– спросил Далют-Хоз-Ми.
– Моя весна будет там, на Верхней.
Он прижался плотнее, обнял ее рукой. Она ощущала его тепло.
– Я с тобой, - сказал он.
Это было жестоко, но она страстно мечтала о первом путешествии, а он страстно мечтал о ней. Седая зима истаивала, они уже думали о весне, о теплых ветрах и разрывах в покрове облаков. И Беннет в холодной могиле рассмеялся, наверное, своим странным человеческим смехом и пожелал им счастья.