Последняя битва Пономаря
Шрифт:
За это время Грибоконь успел сдружиться с еще одним москвичом, Данилой Сергеевичем Рыковым, по прозвищу Рак, огромным мужиком, работавшим на воле грузчиком, но не чуравшегося и культуры. Рак-то и объяснил Михаилу Львовичу многие хитрости зековского бытия и общежития. После этих рассказов, Шаман понял, что зря пообещал чай завхозу, но правильно отказал блатным, хотя и был за это немного избит.
– Если бы они действительно хотели что-то серьезное сделать, – Ухмылялся Рак, – Ты бы сейчас тут не сидел, а валялся в больничке или на погосте. Эти рыси с тобой так, позабавились. На прочность проверяли. Сломаешься или нет.
Еще одной причиной
Те же пока никак себя не проявляли.
Михаила Львовича бригадир заставлял работать в полторы смены. И, хотя официально это было запрещено, начальник промзоны смотрел на это сквозь пальцы. Ему любой ценой нужен был план, а как этот план будет вырабатываться на устаревшем еще двадцать лет назад оборудовании, которое час работало а два чинилось, ему было безразлично.
Блатные же на промке появлялись лишь для того, чтобы почифирить с бригадирами, чтобы те получше закрыли наряды на работающих лишь формально, да накачать мышцы в двух «тренажерных залах». Естественно, им не было никакого дела до оборванного зека, в которого превратился Михаил Львович.
– Бригада, сегодня снимаются те, кто идет в ларь! – Объявил Шпала.
– Ну, Шаман. – Рыков похлопал по плечу Михаила Львовича. – Сегодня у нас праздник живота.
После смены, сменив рабочие обноски на обычный костюм, Грибоконь сидел в комнате ПВР и перелистывал свежие газеты.
– Эй, москаль. – Перед Михаилом Львовичем возник шестерка Репья.
– Чо, хохол? – Нагло ответил Шаман. Шестерка почти не отреагировал на дерзость:
– Ничего не забыл?
– На память не жалуюсь.
– Так, помнишь, кому чаек-буек в клювике притаранить должен?
– Помню. – Кивнул Грибоконь. Шестерка, поняв зека по-своему, удалился удовлетворенный.
Через полчаса завхоз приказал отряду строиться и, когда, прихватив с собой наволочки, все собрались, отряд тронулся в магазин. Михаил Львович ходил «в ларь» первый раз и, заняв очередь ближе к концу, наблюдал за отоваркой других зеков. Ассортимент товаров разнообразием не отличался: один сорт сигарет без фильтра, один – с фильтром, маргарин, повидло в литровых стеклянных банках, хлеб, соль, спички, карамель и вожделенный всеми чай.
Перед тем, как зеков запустили в магазин, Рак втолковывал Грибоконю:
– Из хавчика не бери ничего! Кишку тешить потом будешь, когда настоящие деньги пойдут. Покупай пару тюбиков гуталина, нитки, а на остальное – курево.
Очередь двигалась неспешно, и у Шамана было вдосталь времени наглядеться, как стоящие у окошка выдачи арестанты набивают наволочки продуктами и сигаретами. Наконец, подошла очередь и Михаила Львовича. Продавщица, женщина лет сорока пяти с круглыми щеками и бородавкой над левой бровью, без лишних слов положила перед ним пятидесятиграммовую пачку чая.
– Что еще? – Спросила она. Грибоконь давно не видевший женщин застыл, слушая не грубую речь зеков, а нормальный человеческий голос.
–Ну? – Продавщица начала проявлять нетерпение и Шаман, решив последовать совету Рака, промямлил:
– Два гуталина, а на остальное «Примы».
Получив почти сотню пачек, Михаил Львович запихал их в свою наволочку и вновь стал ждать. Зеков не выпускали, пока не отоварится последний опущенный.
Пока другие заключенные получали свои добавки к скудному казенному рациону, Грибоконь вдруг решил посмотреть энергетику этого места. Далось ему это с превеликим трудом: слишком сильно было давление чего-то черного, злобного и изначально деструктивного. Но, преодолев это давление, экстрасенс обнаружил еще одну черную паутину. Ее нити тянулись непосредственно к нему. Просмотрев откуда они берутся, Шаман увидел четырех блатных. Те стояли и, казалось, не обращали на Михаила Львовича никакого внимания. Но тот сразу понял, что ему предстоит пережить еще одну экзекуцию.
Отряд пришел обратно в жилую секцию, Грибоконь, на виду всего отряда отнес свой чай в каптерку, покурил с Банзаем и Пиратом, а когда он вышел, его уже поджидали. Знакомый уже Шаману шестерка Репья подбоченясь перегораживал проход и обойти его не представлялось возможным.
– Ну, и где? – Ощерился шестерка.
– Где надо. – Михаил Львович поискал глазами Рака, но тот, как на зло, куда-то запропастился.
– Ну, пройдемся, что ли?
– Отчего ж не пройтись?
Шестерка провел Грибоконя в красную комнату. Там их уже дожидались четверо знакомых Шаману блатарей. Впихнув Михаила Львовича в комнату, шестерка припер дверь столом и разборка началась.
Ему задавали вопросы. Он отвечал на них и, по мере этих ответов видел, как заводят себя блатные, как они начинают яриться. Их глаза засверкали, кулаки сжались.
«Сейчас.» – Понял Шаман. Он, собрав в кулак все свое мужество, сперва дождался удара блатного, умудрился увернуться от него и, схватив стул, сам пошел на «черных». Он смог ударить лишь одного. Блатной, получив металлической ножкой в живот, рухнул на спину, сметая за собой стулья. Зато остальные времени не теряли. Пока Грибоконь пытался достать своим импровизированным оружием второго блатаря, двое оставшихся, оказавшиеся в тылу у Шамана, сами огрели его стульями по спине. От двойного удара Михаил Львович повалился на пол. Его тут же принялись избивать ногами. Как он не пытался отгородиться от ударов чудом оставшимся в руках стулом, это помогало мало. Нападавших эта защита не смущала и Грибоконь, после очередного удара по ребрам, услышал, как в боку что-то хрустнуло и он потерял сознание.
Глава 3
После ужина, Игорь Сергеевич, не в силах больше сдерживать свое любопытство, сел медитировать. Витя, как всегда был рядом, и совершал астральное путешествие вместе с Дарофеевым. Сегодня объектом изучения должен был стать Михаил Кагарлицкий.
Привычно выйдя на тонкие уровни восприятия, целитель вместе с Витей перенеслись в свой Центр. Где находится кабинет Кагарлицкого Пономарь знал и поэтому сразу оказался в нужном месте. Но чтобы вычленить из работы Михаила нужный момент, пришлось немного попотеть.
Дарофеев стал просматривать события минувшей недели, которые произошли в этих стенах. На первый взгляд, ничего непонятного не случалось. Кагарлицкий размахивал руками, писал, впускал и выпроваживал пациентов, принимал подарки. Обычная работа народного целителя.
И лишь Витя заметил нечто необычное. Хотя Дарофеев и его воспитанник работали в унисон, что видел один, то воспринимал и другой, нопарень чувствовал несколько тоньше, чем Игорь Сергеевич.
– Вот, смотри, дядя Игорь! – Вдруг воскликнул Витя.