Последняя битва
Шрифт:
Дотти занялась содержимым своего мешка. — Если в них все будет такое же вкусное, как в этом котелке, я их вылижу до блеска. А сейчас я хочу спеть вам песенку.
Барсук сложил лапы на животе.
— Неплохая мысль. Прошу, прошу.
Дотти уставилась в мешок.
— О, черт, половина бус вывалилась из этой окаянной шали, подарка матушки для тети Блинч. И она вся в сидре к тому же. Ага! Вот моя знаменитая гармошка. Зайкордеон. Малость кнопочек и дырочек залито сидром, но это к лучшему, может, промоет, а то они заедали. Ну, приготовьтесь наслаждаться. Поехали!
Сказать, что голос зайчихи напоминал вопль лягушки, зажатой под горячим камнем, было бы несправедливостью как по отношению к лягушке, так и по отношению к камню. К тому же инструмент, на котором она играла, звучал, как десяток болтливых белок, раскачивающихся на ржавых воротах.
Дотти жизнерадостно распевала, а Броктри закрыл глаза и отчаянно надеялся, что песенка не окажется слишком длинной.
С заключительным аккордом Дотти гармошку сжала так резко и сильно, что та выплеснула ей в нос бледную струйку сидра. Исполнительница чихнула и неловко присела в реверансе.
— Ух! Аж самой легче стало. Спеть еще?
Барсук встрепенулся, надеясь, что она не будет настаивать:
— Нет, нет. Лучше побереги голос для следующего раза. Сейчас пора отдохнуть. Возьми плащ.
Зайчиха устраивалась в плаще, напоминавшем ей громадную рухнувшую палатку. Она вздохнула:
— Смешно… Знаете, как трудно быть красавицей с голосом настолько прекрасным, что его можно слушать лишь раз в день. На моего отца он так сильно действовал, что однажды он сказал, что одного раза ему на всю жизнь хватит. Вам по крайней мере я смогу петь каждый вечер.
Броктри, стоявший к ней спиной, вздрогнул:
— Ну, может, не каждый вечер. Не надо перенапрягать горло.
Дотти закрыла глаза, устраиваясь в плаще поуютнее.
— Ну, я буду петь вам каждый раз, когда буду в настроении. Спокойной ночи, господин Броктри, милорд. Можно, я буду называть вас Брокой?
Тон барсука не предвещал ничего хорошего.
— Ни в коем случае. Надо же, придумала — Брока! Спокойной ночи!
Утреннее солнце забросило лучи в маленький лагерь, щебетание птиц заставило Дотти высунуть голову из складок плаща. Синеватый дымок поднимался к кронам деревьев, исчезая в свежих весенних листьях. Броктри переворачивал овсяные лепешки на горячем камне, лежащем в пламени ожившего костра. Он неодобрительно покачал полосатой головой:
— Уж два часа как рассвело, мисс. Будете почивать весь день?
Зевая и потягиваясь, зайчиха приблизилась к костру и занялась лепешками и мятным чаем, подслащенным медом. Броктри тем временем свернул и упаковал плащ.
— Пойдем вдоль этого ручья, из которого ты принесла воду. Он приведет нас к реке.
— Вопрос, сэр: а зачем нам река?
Барсук ответил не оборачиваясь:
— Реки всегда текут в море. Так мы выйдем к берегу и пойдем на юг. И придем к горе на западном берегу. Береги дыхание, Дороти, не болтай.
Утро еще не перешло в день, а Дотти уже проголодалась, натерла ноги и почти не могла говорить. Перед собой она видела широченную спину барсука, украшенную здоровенным мечом. На все ее жалобы и замечания он отвечал молчанием или невнятным мычанием. В походе лорд Броктри не был настроен на разговоры. Дотти споткнулась, ободрав лапу об ивовый корень.
— Ой-ой-ой! А-а-а-а, я сломала ногу! Аж в ушах больно!
Никакого ответа, никакого утешения. Броктри шагал и шагал вдоль виляющего ручья. Тогда Дотти обратилась с жалобами к божьей коровке, опустившейся на ее плечо.
— Я бы сейчас взяла этот большой меч и отрубила чертову лапу, так больно. Найти бы подходящую деревяшку да смастерить из нее здоровую лапу… И завтрак был сто лет назад… Сдохнуть можно от голода, топать так весь день за барсуком, который словечка не скажет…
Чтобы не засмеяться, барсук закусил губу.
— Была бы я барсуком, я бы все время говорила, я чувствовала бы себя обязанной разговаривать с прелестной зайчихой. Ах, ты ушибла лапку, Дотти, сказала бы я. Давай я отрежу ее моим большим мечом, а ты сядешь мне на плечи и поедешь верхом, пока я не найду деревяшку, чтобы сделать новую лапку.
Броктри резко остановился, и Дотти, все еще бормоча, врезалась ему в спину.
— Вон речка впереди. Мисс может присесть на берегу и охладить больную лапу. А я тем временем приготовлю поесть. — Он ловко выхватил меч. — Но я могу выполнить твое желание. Давай лапу, я моментально отхвачу ее.
Дотти проскользнула мимо него к берегу с криком:
— Я бы оттяпала вам обе ваши здоровенные лапы, если бы могла поднять этот меч. Вы бы хоть шли тогда чуть помедленнее, лорд Лапоруб!
Настроение зайчихи улучшилось, когда она уселась в тени и опустила обе задние лапы в прохладную воду. Броктри набрал ранних ягод, смешал их с мелко нарубленным яблоком и орехами из своего мешка. С медом и водой из ручья все это превратилось в прекрасный фруктовый салат. Потом барсук протянул Дотти листья щавеля и каких-то водных растений, сорванные вдоль русла.
— Оберни лапы, если они все еще болят.
Схватив голову барсука обеими лапами, Дотти прошептала.
— Не оборачивайтесь, смотрите прямо на меня, делаем вид, что я вас благодарю. В кроне ивы на другой стороне ручья — не оборачивайтесь! — кто-то сидит и на нас смотрит.
Броктри выпрямился и махнул ей лапой.
— Ну хорошо! Я посмотрю еще вдоль берега, может быть, найду листья побольше. Отдыхай, я скоро вернусь. — Он широким шагом направился вдоль русла, скрывшись за его изгибом.
Дотти постоянно чувствовала чей-то взгляд. Стараясь не смотреть в том направлении, она вела себя так, как будто ничего не подозревала. Она вынула гармошку и растянула ее на просушку под солнышком. Затем, болтая лапами в прохладном водном потоке, вполголоса затянула незамысловатую мелодию, украдкой поглядывая через речку. Она подумала, что, будь она здесь совсем одна, это было бы прекрасное местечко для безмятежного времяпрепровождения. Но покой длился недолго.
Тишина вдруг взорвалась ревом и воем, в воду полетели листья и ветки, а вместе с ними туда же плюхнулись два тяжелых тела. Дотти, размахивая мешком, бросилась в воду.