Последняя битва
Шрифт:
– Викинги никогда врагов не считали! – нервно бросил Эйнар.
– Вот оттого, Эйнар, что ты не думаешь, а сперва серишь, а потом уж смотришь, куда!
Десятники дружно прыснули на шутку Стейна.
– Га-га… точно, клянусь Асгардом… – заливался смехом Ульф, – он в прошлую зиму в нору насрал… ха-ха, а оттуда змея…
– И в мошонку его цапнула, – ржа как конь, продолжил один из Свейнов.
– Замолчите! – покраснев как рак, стрелял глазами Эйнар.
– Ага-га… ему еще повезло… га… что это был уж… га-га… – вставил второй Свейн.
– А то… а то… – Трюггви от смеха не мог выговорить, – а то бы прощай Эйнар ма… ма-ма… маленький…
– И большой! Ха-ха… ха… – бас Магнуса содрогнул кружки на столе.
– Ладно, будет вам… – херсир пытался остановить веселье, но это у него вышло не сразу.
Он и сам смеялся от души, но сердцем понимал, что хватит, пора к делу.
– Все… все – угомонились!
– Стейн верно говорит, – первым начал Олаф, – надо бы дозор послать, поглядеть…
– Так, все высказались? – подвел черту Сигурд. – Хорошо. Теперь послушайте, что я вам скажу. Нимоякке этому мы всыпали хорошо, бежал так, что пятки сверкали.
Викинги довольно заулыбались, мол – да, мы могём.
– То, что пощупать их надо, это тоже верно. Ты уж, Олаф, не серчай, но я уже распорядился и отослал твоего Хрольва в дозор. Посему обождем его возвращения и примем решение, как быть дальше. А сейчас – за дело. Кятла, а ты останься.
– Слушаю тебя… – изрек выборник, когда они с херсиром остались наедине.
– Давно хотел тебя спросить… ты род медведя знаешь?
– О-о-о, – протянул Кятла, – это далеко от нас… на север.
– Ну, понятно, – Сигурд махнул рукой. – А ты что про них вообще знаешь?
– Знаю, что они руку князя Гостомысла держат, а мы, стало быть…
– Я понял. Так в Новгороде же Боривой князем был…
– Так погиб Боривой, в битве на реке у борга вашего, вот теперь его сын на столе новгородском сидит.
– Он оно чё… И кто же его?
– Так ваши же… воины Атли… А ты не знал?
– Дык, я как-то… закрутился. И потом, нам Атли про то ничего не говорил.
– Да может и так… Мы сами-то только седмицу назад прознали, может, и князь ваш тоже недавно узнал, вот и не успел вам обсказать.
– Может и так… Хорошо. Спасибо, ступай.
Остаток дня прошел в рабочей суете. По настоянию херсира все, что еще тлело, было растащено и потушено во избежание дальнейшего несанкционированного возгорания. Кроме того, Сигурд велел срочно приступить к восстановлению порушенного и пожженного частокола. Десятники поначалу пытались отговорить его от этой затеи, мол, зачем надрываться, когда все равно вперед двигать. Но херсир настоял на своем, сказав, что враг рядом и что можно от него ожидать чего угодно. Викинги и чудины, повинуясь приказам начальства, приступили к починке частокола. Однако Сигурд строго-настрого приказал в лес не выходить, а производить ремонт за счет имеющихся построек. Посему нижние, не облизанные огнем венцы изб и риг тут же пошли в дело.
Сигурд лично, пешком обошел всю Уйболлу, присматривал, руководил… Собранное трофейное оружие снесли и свалили прямо во дворе большого дома. Херсир осмотрел его и велел, выбрав, что еще годится к применению, раздать союзникам. Как ни крути, а молодого военноначальника удручала не только никудышная выучка чудинов, но и их слабое вооружение. Ночной бой только усилил тревогу херсира.
Но главным вопросом на вечер оставалось погребение павших товарищей. Хотя и от трупов врагов следовало тоже избавиться. И пусть зима, холод, но обилие в поселении трупов удручало взор. Херсир решил предать огню убитых викингов вместе с чудинскими воинами, а врагов вынести за частокол и сжечь там. Как только он принял решение, исполнение оного он возложил на Олафа, а тот в свою очередь привлек к работе и своих, и союзников.
Солнце медленно, но верно приближалось к крайней черте, и было готово вот-вот скрыться из виду. Восстановление частокола почти завершили, оставалось решить вопрос с воротами, которые во время штурма были практически уничтожены. Однако это неудобство тоже вскоре устранили. В одном из уцелевших сараев нашлись две поврежденные телеги, ими-то и перегородили вход, присовокупив к ним бревна и несколько обнаруженных больших бочек. Бочки утяжелили, наполнив водой.
Небо потемнело, и Уйболла озарилась светом десятков факелов и костров. Первым полыхнул неаккуратно сложенный костер для убитых врагов. Сейчас их тела, объятые пламенем, издавали зловонный запах горелого мяса и шкур, в которые те были облачены при жизни. Этот погребальный костер, чадящий за пределами поселения, не имел зрителей, за исключением двух чудинов, приставленных следить за огнем и вовремя кормить его дровами.
Другой костер, заботливо подготовленный викингами и их союзниками на пепелище одного из домов, только-только начинал возгораться. По одну сторону, в ряд, стояла вся дружина альдегьюборцев во главе с херсиром. А по другую разместились чудины с выборником Кятлой.
Когда языки пламени завладели телами полностью, вся дружина северян в один момент ударила оружием по щитам.
– Один!!!
Звук нарастал. Они колотили все громче и громче…
– Один!!!
Сигурд стоял перед строем, чуть впереди всех и тоже выколачивал мечом о щит монотонный ритм.
– Один!!!
Но и чудины не остались в долгу. Они провожали своих павших товарищей громкими выкриками:
– Юмал!!!
Огонь взобрался на самый верх пирамиды из трупов и вдруг вздрогнул и выпустил из своего ярко-желтого чрева тысячи искр. Большие и маленькие звездочки вспорхнули вверх и, кружась, унеслись в темное небо.
– Один!!!
– Юмал!!!
Воины провожали погибших, и глаза их были полны радости.
– Один!!!
– Юмал!!!
Две союзные дружины стояли друг против друга, и казалось, соревновались даже в искусстве громогласия.
– Один!!! – и удары почти сотен мечей, топоров и копий слились в один резкий, мощный призыв к Одноглазому Водителю небесных дружин.
– Юмал!!! – и возгласы чудинов, от чистого сердца, от души, просто не могли не достичь ушей Великого Громовержца.
Они стояли долго, пока поминальный костер не начал затухать. Только херсир подал сигнал расходиться, как пошел снег. Мелкие белоснежные мухи стали плавно опускаться на землю. И викинги, и чудины радостно загомонили, они увидели в том хороший знак – боги приняли души погибших.