Последняя битва
Шрифт:
Разумеется, больше всего князя интересовало, что же происходило в Соколе после входа в крепость нескольких сотен немецких наемников. И когда вечером татарский лагерь, выставив посты, затих до утра, он открыл свой походный набор зеркала Велеса. Наговорил по привычке заговор Сречи — участие богини, никогда не отказывавшей в помощи, лишним не будет. Затем прочитал молитву Велесу, глядя в зеркало. Оно отозвалось мгновенно, показав ему двор крепости, освещенный огнем десятком костров и полыхающей башней — какой, Андрей не понял. Тем более не понял, что зрелище, развернувшееся в тесном дворе Сокола, буквально вышибало разум. Там ползали десятки странных человекообразных существ, вспарывающих мертвецам животы и пожирающих внутренности, вырывающие какие-то органы и несущие их в середину двора, ограниченную сияющей, матово-белой пентаграммой. Там кружился в белом балдахине кто-то безлицый, с темными руками и бесформенными ступнями. Этот кто-то вовсе не походил на человека,
— Что за проклятие? — тряхнул головой ученик древнего волхва, отгоняя странное наваждение, опустил глаза ниже, и через миг зеркало вместо странных адовых картинок наконец-то начало показывать реальность недавнего прошлого. Боярские дети у чародея на глазах как раз поднимались в седла, проверяли, как выходит оружие из ножен, прикидывали равновесие рогатин, горячили коней, подбирали поводья. Вот они все встрепенулись, посерьезнели, вот потянулись куда-то в сторону от зеркала.
Князь наклонил голову и смог разглядеть воротную башню, под которой десяток за десятком исчезали закованные в броню всадники. Что ждало их по ту сторону, Андрей уже знал, а потому не последовал за ними, а попытался в силу возможности оглядеться. Князь с изумлением обнаружил вокруг десятки пушек, стареньких короткоствольных тюфяков, удобных для ближнего боя, но уже малопригодных для полевых сражений, где успели утвердиться дальнобойные пушки. Тюфяки стояли на идущих вдоль стен помостах, были повернуты внутрь двора и направлены вниз. Рядом суетились стрельцы, закрепляя стволы, приматывая, подтягивая, укладывая удобнее банники и бочонки со жребием, зажигали фитили пищалей. Длилось это довольно долго — но вот, наконец, стали возвращаться на взмыленных лошадях раскрасневшиеся бояре, пролетая в самый дальний конец двора, торопливо отпускали подпруги, перехватывали выставленные там пики и копья, бежали к лестницам, ведущим на помост, останавливались на нижних ступенях и перед ними. Двор быстро наполнялся, перед каждой из лестниц плечом к плечу, прикрывшись щитами и опираясь на ратовище, ждали чего-то спешившиеся боярские дети.
Всадники влетали во двор все реже, некоторые витязи были ранены. И наконец, буквально на хвосту последних из боярских детей, в Сокол ворвались, яро размахивая алебардами, закованные в кирасы немецкие наемники. Вышколенная пехота знала, что одинокий воин — мертвый воин, и потому не разбегались в стороны, а расступались, пропуская между собой товарищей из задних рядов, заполняя двор плотной массой. Потом что-то случилось: пехотинцы забеспокоились, боярские дети опустили копья. Увы, звуков через зеркало услышать было невозможно, но Андрей был уверен, что именно в этот миг на входных воротах упала решетка, отсекая вошедший в крепость полк из многих сотен кирасир от главных сил. И князю Сакульскому вдруг стало очень и очень интересно: а сколько же золота османский пес пообещал каждому из этих людей за то, чтобы они пришли на русскую землю убивать незнакомых им людей?
Помост внезапно весь подернулся белым дымом, и плотный строй наемников разрезали кровавые просеки. Немцы дрогнули, на миг смешались — стены выплеснули новые облака дыма, внизу рухнули новые десятки убитых. Но, несмотря на это, немцы не побежали, не заметались в панике, не замолили о пощаде. Они сомкнулись! Кирасиры встали на мертвых товарищей, восстановив строй, опустили алебарды и двинулись вперед, на бояр, защищающих лестницу.
Скорее всего, в полку сохранилось достаточно командиров, чтобы отдавать приказы, а немцы были достаточно тупыми солдафонами, чтобы следовать им даже в том кошмаре, в каком они оказались. Для перезарядки тюфяков требовалось время, и немалое. Эти минуты были единственным шансом наемников на спасение: успеть подняться по лестнице на стену и перебить стрельцов. Неведомый командир этот приказ отдал — и полк послушно двинулся на рогатины. Боярские дети и наемники столкнулись, замелькали в воздухе алебарды, блеснули, выискивая цель, наконечники рогатин. Однако кирасы пехотинцев оказались не менее прочными, чем бахтерцы и колонтари бояр, от ударов алебард русские просто прикрылись щитами — и стычка превратилась в бессмысленную толкотню. Защитники упирались спинами в стену, не давая себя сдвинуть, нападающие наваливались всей массой, убитых и раненых не обнаружилось вовсе.
Время ушло — с помостов снова ударили тюфяки, калеча наемников картечью, потом снова, уцелевших одиночек стрельцы добивали из пищалей. И немцы попятились, рассыпали строй. Впрочем, их оставалось совсем не так много, чтобы дисциплина смогла хоть что-то изменить. Бегающих по двору латников кололи, стреляли сверху, подрубали им ноги, проламывали кистенями шлемы. Все было закончено очень и очень быстро: двор от стены до стены устлали мертвые изуродованные тела, кровь сотен жертв потоками заструилась к воротам. А потом — стрельцы начали бить из пищалей куда-то вверх, по воротной башне. Еще немного — и во двор опять хлынул поток чужаков, на этот раз — османцев. Пушки жахнули еще и еще — но даже если вошедшие и хотели бы убежать
Стрельцы успели перезарядить тюфяки и выстрелить в толпу еще два раза, калеча живых и окончательно перемешивая с землею мертвых. При всей отваге бояр враги превосходили их числом многократно. И если сперва сверкающие доспехи казались островами в море цветастых халатов, то скоро они стали уже отдельными рифами, а потом и вовсе исчезли, растаяв в глубине. Османы побежали вверх по лестницам, навстречу пищальным выстрелам и бердышам, быстро оттеснили защитников к дальним башням. И хотя многие десятки венгров полегли под ударами страшных русских топоров — нападающие оказались сильнее. Последних стрельцов воины султана подняли на пики и радостно скинули вниз. Из защитников не уцелел никто — не только воевода Шеин, но князья Палецкий, Лыков, Кривоборский, три сотни бояр, имен которых Андрей даже и не знал, и больше ста стрельцов самого простого звания.
Ученику чародея оставалось только смотреть, как османы обыскивают все еще дымящуюся крепость в поисках добычи, как срывают с пальцев убитых кольца, обшаривают одежду и сумки, уводят перепуганных, но уцелевших лошадей.
К вечеру, обобрав всех, кого можно, венгры потянулись из крепости. На их место пришли люди в странных одеждах, скрывающих лица и формы тела, расчистили от мертвецов самую середину двора, затеяли там какое-то строительство. Все дружно скинув одежды, они опустились на четвереньки, разбежались в стороны, выискивая мертвецов с распоротыми животами, выгребая внутренности, стаскивая их к центру двора. Собравшись вместе снова, они опять что-то творили — Андрей Зверев который раз мысленно выругался, что не способен услышать, что же они там поют, твердят или заклинают. Вот один встал в середину, закружился. Остальные вскинули руки с вырванными органами, обрушили внутрь — и в ответ им полыхнула белая пентаграмма.
— Колдуны, — вдруг сообразил ученик мага. — Это же те самые магрибские колдуны, о которых предупреждал Лютобор!!! Им нужно было проникнуть на русскую землю — и они проникли сюда! И начали творить ту самую смертную порчу, воздействие которой вроде бы удалось ослабить общерусским молебном.
Маги продолжали свой шабаш, творя бесшумные заклинания, поклонения и глумления над трупами. Пентаграмма светилась все ярче и ярче, маги уже не просто пожирали тела, но и кувыркались в крови, прыгая по телам, катаясь по ним и обнимаясь. [27] Андрей, стиснув зубы, поднял глаза к верху зеркала, заглядывая в будущее. И увидел, как колдуны, спрятавшись под балдахины, осторожно выбрались из крепости, пробрались в обоз и с предельной скромностью залезли на возки с какими-то тюками, укрытыми рогожей, в рогожу же и завернулись, устраиваясь спать.
27
Про факт данного шабаша некромантов историкам известно абсолютно точно, поскольку Иван Грозный попрекает поляков в сем чародействе и надругательстве над трупами в своем письме к Стефану Баторию от 1581 года: «И пришедши под Соколъ воевода твой виленской со многими людми, городъ Соколъ новымъ умышленьемъ зжегъ и люди побилъ и мертвымъ поругался беззаконнымъ обычаемъ, чево ни в бъзверныхъ не слыхано: убьютъ ково на бою да покинуть, ино то ратной обычей; а твои люди собацкимъ обычеемъ дълали, выбирая воеводъ и детей боярскихъ лутчихъ мертвыхъ, да у нихъ брюха възръзывали, да сало и жолчь выимали какъ бы волховнымъ обычаемъ» (эл. публ. ИРЛИ РАН) И что характерно — поляки этого даже не отрицают, ссылаясь на каких-то маркитанток, якобы изготавливавших лекарства из мертвых русских людей.
На рассвете унылые смерды привели лошадей, не спеша запрягли в повозки, выждали команды, после чего выкатились на дорогу, встраиваясь в общий обоз. Телег с колдунами было семь, и ехали они в самой середине обоза. Хотя чародеи явно стремились никак не выделяться на общем фоне, телеги у них были куда новее, нежели все прочие, и рогожи тоже выделялись своей яркостью.
Миновав какой-то мелкий ручеек, ратный обоз втянулся в густой лес, долго тащился через него, выкатился к небольшому хуторку, изба которого стояла с пустыми черными окнами, прополз через луговину, снова нырнул в темный ельник. Длинный, длинный обоз…
Князь затушил свечи. Напряженно раздумывая, убрал свой чародейский складень. Потом вышел на крыльцо, посмотрел на небо. На нем уже можно было различить облака.
— Светает. Пока поднимутся, пока поедят, пока соберутся… Успеем! — Он решительно перешел улочку и громко застучал в дверь избы, в которой спал Урук-бек: — Вставай! Вставай, воевода! Вели седлать, дело ратное есть! Поднимай людей, время уходит! Налегке уходим, други! Только сабли, пики да колчаны. И заводных хватайте, сколько соберете! Быстрее, быстрее, смерть свою проспите!!!