Последняя богиня
Шрифт:
После чего, когда таможенный осмотр был кончен, порядок вновь воцарился в южном экспрессе, который, скажем мимоходом, развил теперь французскую скорость, втрое или без малого втрое больше испанской.
Вот проехали Аустерлиц. Вот и платформа вокзала Орсэ.
Что такое? Разве я пьян?.. Однако я пил только воду; а между тем уже два раза я слышу, как помощник начальника станции, в белой фуражке, самым повелительным голосом командует:
– Эй, носильщики, сначала багаж офицеров!…«Офицеров сначала»?.. Быть не может! Францию подменили во время моего отсутствия!
Но, несмотря на жестокую толкотню, я без всякого затруднения нашел носильщика для моих чемоданов, а этот носильщик без всякого затруднения нашел для меня наемный автомобиль около вокзала.
Едем. Я опускаю стекло и обращаюсь к шоферу.
– Ну, старина, война объявлена?
– Ничуть не бывало, все это лишь фокусы, чтобы одурачить нас и заставить явиться на перекличку.
– Чтобы вас одурачить? Вас? Что бы тогда пришлось говорить мне, только что проехавшему 2000 километров как раз из-за этих фокусов?
– Я вам перечить не стану; только, каким вы меня видите, вчера вечером я насчитал четырнадцать франков выручки вместо сорока пяти. Это мой средний заработок – сорок пять.
– Как так?
– Ну, да! две трети наемных автомобилей уже реквизированы. Тогда, подумайте… публика начала рассуждать так: «Раз нет более экипажей, не надо их брать». И мы, оставшиеся, катаемся без седоков…
Вот непредвиденное отражение!
Я дома.
Прежде всего – ванна.
Потом – Королевская улица.
Ладно, ладно… «Изменилось ли что-нибудь в Датском королевстве?».
Вот уже двадцать лет знаю я морское министерство; вот уже двадцать лет, как я вхожу туда словно на мельницу… а сегодня неожиданное явление: выступает часовой с ружьем и останавливает меня…
– Друг мой, я офицер и являюсь за приказом. Я совсем не хочу, чтобы вы для меня нарушали устав. Скажите мне только, куда надо идти…
Он, как полагается, берет ружье на плечо.
– Налево, капитан, [6] приемная.
6
То «капитан», то «командир», смотря по тому, знает ли собеседник или не знает, что Фольгоэт командует миноносцем. Ниже это различие станет яснее. (Примеч. автора).
Швейцар, которого я знаю… О, швейцар, которого бы я не знал на Королевской улице!.. Такой еще не родился.
– Послушайте, Жозеф, не могли ли бы вы передать мою карточку г-ну Феральди? Я никого ни о чем не собираюсь просить, я пришел за приказом.
Бритый рот улыбается… Невыразимая улыбка!
– Передать вашу карточку, капитан? Ничего нет проще! но приказания! если вы соображаете, что получите их…
В приемной человек сорок. Итак, я получаю сорок убийственных взглядов, когда швейцар возвращается, называя меня по имени, меня, первого из сорока:
– Г-н Феральди вас ждет, капитан… Вы знаете, где это?
– О, да!..
Перейти наискось двор. Подняться в четвертый этаж. (Со времен Кольбера никогда не подметали лестницы. Кажется, что, вследствие неизвестной мне причины, подметание невозможно. Ах, я буду голосовать за статую из чистого золота на площади Согласия в честь того, кто продаст морское министерство какому-нибудь англо-американскому отелю).
Коридор направо. Первая дверь налево. Подняться на шесть ступенек. Повернуть налево. Три ступеньки вниз. Прямо. Пятая дверь. Стой! налево, во фронт! – Здесь. – Словом, сам швейцар Жозеф имел полное право спросить у меня, знаю ли я еще, где находится канцелярия Феральди.
Вхожу. Рукопожатие: Феральди главный начальник всего личного состава морского ведомства (флот, арсеналы, офицеры, судовые команды), важное лицо; впрочем, он учтив и симпатичен. Приветствую его со всем подобающим почтением.
– Ну, дорогой директор, – мир или война?
Он самоуверенно улыбается:
– Мой дорогой командир, вчера вечером я сказал бы вам: «Не знаю». Но сегодня утром я скажу вам напротив: «Знаю», потому что действительно знаю.
Он знает, что мир. Мир без всякого сомнения.
– Да?
– Да, мой дорогой командир. И дело идет не о вероятности: у нас есть полная уверенность.
– Браво! Следовательно? в таком случае я могу вернуться туда, откуда приехал?.. Я приехал из Гренады, вы знаете… я был там еще третьего дня…
Уклончивый жест:
– Да, очевидно… все-таки не сейчас, само собой разумеется: подождите, пусть дипломаты придут к соглашению насчет… этого дела… текста… Неизбежно понадобится несколько дней, вы знаете.
– Знаю!.. Впрочем, что же произошло в промежуток между вчерашним днем и сегодняшним?
– Произошло то, что я не спал: шестьдесят четыре телеграммы! Впрочем, все совершенно успокоительные: Австрия идет на уступки.
– Вот как? Это меня удивляет… потому что… если подумать…
– О, нет! это не должно вас удивлять: Австрия не существует с того момента, как Германия пожелала не раздувать ссоры…
– Это-то меня и удивляет.
– Это-то и не должно вас удивлять!.. Сегодня Германия ни в чем не уверена… Завтра, когда закон о трехлетней службе будет отменен, когда возобновится русская революция, когда… ну, конечно, у кайзера будут хорошие карты… и он, может быть, глуп, этот человек, но не до такой степени, чтобы начать игру, не имея в руках козырного туза и уверенности, что вскроет его при следующей сдаче…
– Существует не только кайзер, существует его сын… существует окружающая их клика… Эти дворянчики в остроконечных касках, которые мечтают лишь о ранах да шишках… В этом гадком мире за пределом для войны, за хороший casus belli жадно хватаются, даже если предлог только…
– Хватаются, если могут ухватиться!.. Они не ухватились… итак…
– Это ясно… итак… Все-таки…
– Все-таки – сегодня утром – мир, прочный мир. До свиданья, мой дорогой командир, и спите безмятежно.
– Deo gratias! Но еще рано, и я пришел сюда просить не о кровати… в особенности вас, с такой законной энергией заслужившего отдых. Я не до такой степени жесток… Нет, я явился просить только приказа…