Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты
Шрифт:
21 июля. Эгейское море
По курсу остров Лемнос. На Лемносе после похищения золотого руна останавливался Одиссей со товарищи. История повторяется в героях и кораблях. Современный «Одиссей» в белых палубах, как в белых тогах, бросит якорь на рейде острова... На берег нас доставят катерами лайнера. Заодно проверят их готовность к спасательным работам.
А пока слушаем
Трагедия русского, казачьего Лемноса осталась в тени весьма известных ныне очагов эмигрантского рассеяния — таких как Бизерта или Галлиполи. И если жизнь в этих городах и городках можно назвать драмой, то на Лемносе разыгралась самая настоящая трагедия с таким зловещим следом ее на этой земле, как кладбище русских детей.
Первая волна беженцев выплеснулась здесь после катастрофы белой армии Деникина под Новороссийском в марте 1920 года. После поспешной и плохо организованной эвакуации с новороссийских берегов на Лемносе оказалось свыше пяти тысяч женщин, детей, стариков и калек. Это были члены семей офицеров-казаков, которые все еще продолжали борьбу либо сложили свои головы. Беженцев высадили на пустынный мыс вдали от города (столица Лемноса — Мудрос). Жили во французских армейских палатках. Под утлый кров, рассчитанный на шестерых, набивалось по десять-двенадцать человек. Англичане жестокосердствовали: за полтора месяца в лагере умерли от зноя и болезней шестьдесят два ребенка. Детей хоронили английские солдаты, не допуская к могилам матерей. Закапывали быстро и без церемоний.
Карантин длился месяцами. В город не выпускали, не пускали к русским и местных греков, которые могли бы поддержать их хлебом, брынзой, оливками, всем, чем испокон веку богат был Лемнос.
Первой отошла в лучший мир фрейлина императорскою двора, носительница гордой фамилии Голенищева-Кутузова — Аглая. Еще через два месяца на кладбище стояло уже 132 креста, 132 могилы... Так Лемнос стал островом смерти для казаков.
После протестов международной общественности, и прежде всего русского военного командования англичане несколько смягчили режим и прислали два госпиталя. А потом их и вовсе сменили французы. Охрану несли сенегальцы. Однако жизнь в лагере не намного изменилась. Французский паек, и без того весьма ограниченный, выдавался не полностью, и казаки голодали. Не хватало дров на кипячение воды и приготовление пищи. Приходилось постоянно заботиться о добыче топлива. На безлесном острове со скудной растительностью достать горючий материал было делом нелегким. Бытовые лишения усугублялись полной информационной изоляцией: газеты на остров, конечно же, не поступали. На каменистом клочке земли, окруженном со всех сторон водой, казаки чувствовали себя как в тюрьме. Это ощущение усиливалось присутствием многочисленных французских часовых. Свободно передвигаться по Лемносу казакам по-прежнему не разрешалось.
Вторая волна русских беженцев прихлынула на остров осенью 1920 года после исхода белой армии из Крыма. Всего прибыло более 18 тысяч кубанских казаков. Многие были с семьями. Вместе с ними на Лемносе ютились почти четыре тысячи донских казаков и незначительная часть терско-астраханских казачьих соединений и казаки-калмыки вместе со своими ламами. Огромный палаточный лагерь был разбит под осенними дождями прямо в грязи. Тем не менее кубанский лагерь жил походной жизнью — командиры пытались спасти воинский порядок, крепить дисциплину. Вставали в 5 утра. Затем начиналась строевая подготовка. Завтрак состоял из ложки консервов и четверги фунта хлеба. Антисанитария, холод, скудное питание, нехватка белья и медикаментов сделали свое дело. В лагере вспыхнули эпидемии сыпного и брюшною тифа, оспы и гриппа. Болезни косили казаков на Лемносе; умерших хоронили неподалеку от лагеря... Казаки поставили 15 палаточных церквей. В них отпевали, в них просили Господа о милости. Среди покинувших родину священников был епископ. Он и возглавил духовное окормление островитян. В невообразимой нищете открыли гимназию, детский садик. Выздоравливающие офицеры отбывали в Крым на войну с красными, оставляя свои семьи в ужасающих условиях.
Французы, не представляя, что делать с таким количеством людей, объявили среди них запись в Иностранный легион, и желающие служить в легионе находились. В основном это были молодые казаки, которые шли туда от безысходности... Подобный отток казаков весьма встревожил главнокомандующего Русской армией барона Врангеля, поскольку его борьба с большевиками еще не закончилась, и он вынужден был просить французов о временном приостановлении записи.
Петр Врангель прибыл на Лемнос 17 декабря 1920 года и сразу же произвел
Приезжал на Лемнос и знаменитый казачий хор Жарова. Хор собрался в Турции, но впервые выступил на Лемносе. Наверное, это было его лучшее выступление, и более благодарных — до слез! — слушателей он больше нигде не собрал, хотя артисты-казаки исколесили потом весь мир.
«Лемносское сидение» продолжалось более года. И ждали казаки решения своей судьбы, пошучивая горько — «от Ростова до Рождества Христова»...
Наконец, в ноябре 1921 года большую часть казаков перебросили в Югославию и Болгарию, другие разъехались по многим странам мира — даже в Бразилию. Наезжали эмиссары и из Советской России, вербовали восстанавливать разрушенные бакинские нефтепромыслы. За это обещалась амнистия; эмиссарам верили и не верили. Выбор был невелик: направо пойдешь — коня потеряешь, налево подашься — голову снимут. Впрочем, кони уже давно были потеряны. А вот буйны головы еще никак не склонялись под ветрами с восточной стороны. Зимние же ветры валили здесь телеграфные столбы... Лемносскую зиму пережили не все: на острове покоятся останки около 500 человек, в том числе женщин и детей (82 могилы). Говорят, французские офицеры приходили на детское кладбище и не сдерживали слез...
И, как эпиграф к нашему визиту, строчки Арсения Несмелова:
Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков. Нет с былым и робкой связи, — Русский рок таков!Однако связь с былым все же есть, и она теперь уже отнюдь не «робкая».
Доклад Решетникова меньше всего походил на информацию, это был живой рассказ неравнодушного человека, всей душой принявшего боль той давней и почти позабытой казачьей трагедии. Его выступление было прервано грохотом якорь-цепи. Пришли! Лемнос! Рейд Мудроса.
«Одиссейские» катера доставляют нас на причал, где с одной стороны попыхивает дымком греческий эсминец, охраняющий здешние воды, а с другой нас уже поджидают автобусы...
Всякий раз, когда «Одиссей» входил в какой-либо порт, начиналась страда у административной группы работников Фонда во главе с Еленой Альбертовной Парфеновой. Это более чем не просто — организовать выход на причал, посадку в автобусы, поездку и возвращение сотен людей, среди которых немало лиц преклонного возраста, забывчивых, болезненных и рассеянных в силу возраста; обставить все так, чтобы всем хватило мест, чтобы отправиться вовремя, чтобы никого нигде не забыть. Да еще ночью, да еще в африканское пекло, когда плавятся мозги в муравейнике мегаполиса. И, к чести Парфеновой и ее помощников, ни разу не произошло никаких досадных накладок.
Едем в Калоераки, где расположено казачье кладбище. Судя по карте — это на отшибе отшиба. Карта острова Лемнос похожа на карту острова сокровищ, как если бы ее вычертил мальчик, начитавшийся пиратских романов: с причудливыми полуостровами, глубоко врезанными бухтами, с солеными озерами...
Остров вполне обитаемый и даже курортный. Но в этом земном раю для казаков определи адское местечко — самое гиблое, какое только нашлось на чудо-острове, пригодное разве что лишь для кладбища. Любую землю можно превратить в ад, если лишить ее воды и обрушить на нее неумеренное солнце. И ни клочка тени. Дикое неудобье — наковальня Гефеста, опаляемая жаром кузнечного горна.
Остров Лемнос лежит против святой горы Афон. Она смотрит на него зевом пещеры Нила Мироточивого. Миро и море... Миро, стекавшее от его мощей в Эгейское море, освятило вокруг острова воду. Но в не меньшей степени освятили его и страдания наших людей, муки умиравших в палатках детей...
Калоераки — русское кладбище на острове. Это вам не Сен-Женевьев-де-Буа и даже не пирейский «русский уголок» со вздыбленными, встроенными в стены часовни надгробиями. Скорбнее этих камней разве что только камни Голгофы. А колючки какие — сущие тернии... Эта прокаленная, почти прокаженная земля, утыканная колючками, осыпанная овечьим «горохом», камнями и камешками, сулила только смерть... Отец владыки Михаила, донской казак, переживший лемносское сидение, есаул Василий Донское предлагал разбить здесь огороды: дайте только воды! Но получил от французского начальства вежливый отказ. В лагере росли только заросли кактусов-опунций да степные колючки.