Последняя гимназия
Шрифт:
— Правильно, — осторожно соглашается Гришка.
В глубине комнаты суетится, снимая со стен диаграммы и убирая со стола журналы, чтобы очистить помещение для клуба, заведующий музеем Сашка.
У нескладного Сашки широкое добродушное лицо и маленькие припухшие глазки. За последние месяцы он очень вытянулся и сейчас стыдится своего роста, постоянно стараясь спрятать длинные, с широкими ладонями руки, торчащие из коротких рукавов рубахи.
Ещё только семь часов утра, но Шкида уже просыпается. Наверху в спальнях звенит звонок; слышно, как топают и возятся ребята; слышно,
После чая в музее собирается весь Юнком. Ребята заняты серьезной работой: Гришка вместе с Лёнькой готовят газету, Дзе и Воробей пишут большой плакат «В новую жизнь через новую школу», Сашка протоколит вчерашнее «организационное» собрание, а Иошка сочиняет манифест.
— «Не запираться в отчужденную от масс секту… Юнкомцы должны быть впереди школы…» Правильно? — спрашивает он…
— Правильно.
— «Цель Юнкома состоит в содействии школьному строительству и активному участию в нём»… Правильно?
— Правильно!
— «Первоочередной своей задачей ячейка ставит искоренение воровства, хулиганства, картежничества и других проявлений и привычек преступного мира».
— Сегодня ночью опять трое засыпались, — перебивает его Лёнька. — Слыхал? Фановые свинцовые трубы срезали. А в кладовой замок сбили.
— По этому случаю я напишу заметку, — прибавляет Гришка, не отрываясь от газеты, где он сейчас старательно разрисовывает заголовок. — А кому-нибудь надо нацарапать статью о кухонном старосте. Совсем зарвался, стерва! Видали, какие пайки хлеба он утром раздавал? С гулькин нос.
Иошка, торопливо закончив манифест, принимается за статью о кухонном старосте.
Когда весь материал будет готов, его отдадут Гришке, чтобы вписал в газету. И надо будет убирать музей под клуб.
Так незаметно прошел весь день. Ребята почти не вылезали из музея, появившись только за обедом и ужином. К вечеру главная работа была кончена. Шкидцы осмотрели готовую газету с манифестом и сообщением об организации Юнкома, вывешенную в столовой, и отправились гулять… В музее остался один Дзе, решивший не терять лишнего времени и принявшийся разрисовывать доску для объявлений.
Когда ребята вернулись в Шкиду и позвонили, двери им открыл сам Курочка, кухонный староста. Он хмуро оглядел их и, пропустив в тёмный и грязный шкидский коридор, запирая дверь, хмуро забубнил:
— Так-с… Здрасте, наше вам! Граблю, значит!..
Наверху в зале закричали:
— Ищейки пришли!
Ребята переглянулись.
— Это они про вас, — осклабился вдогонку староста: — про ячейку вашу, про Юнком…
На стене в столовой газеты уже не было, только грязные и оплёванные клочья её валялись раскиданными по полу, а на том месте, где она висела, тянулась разухабистая карандашная надпись: «Бей ищеек»…
Ребята уже не смотрели друг на друга и пошли быстрее. Иошка толкнулся в музей. Двери были заперты.
Открывай! — крикнул Иошка. — Кто там? Чего
— Не кричи! — ответил, открывая изнутри, Дзе. — Зачем кричишь?.. Посиди на моём месте — и не так замкнёшься…
Дзе рассказал, как после их ухода минут через двадцать в столовой зашумели (музей находился рядом со столовой, через комнату). Там собралась толпа, слышен был Курочкин крик:
— Свои же ребята по накатке пошли!
Орал Гужбан:
— Надо бить ищеек!
Потом рвали газету. Потом ломились в музей.
Дзе притаился, и шкидцы, решив, что там никого нет, разошлись.
Ребята молча прослушали этот рассказ. Того, что произошло здесь недавно, они никак не могли предполагать и теперь с крайним смущением переминались и переглядывались…
Неожиданно зазвонил звонок, вдалеке затопотали. — Пить чай!..
Юнкомцы беспомощно оглянулись на дверь. Сейчас надо было идти в столовую, показываться перед всеми и вообще что-нибудь делать.
Иошка молча прошелся по комнате и, повернувшись к ребятам, сказал:
— Надо собрание устроить… Постановили сегодня утром. Помните?
— Помним, — тоскливо отозвался Гришка. — Что ж из этого?
— Устроим это собрание открытым, позовем, на него всех желающих и поговорим об Юнкоме. Надо привлекать и остальных шкидцев.
Снова закричали «пить чай», но теперь уже близко, почти у самых дверей.
— Идём, — забеспокоился Сашка. — Идём, братцы, а то подумают, что мы прячемся.
В столовой — мрачной полутёмной комнате с низким потолком, с длинными, расставленными четырехугольником столами, с портретами Маркса и Достоевского и с огромным плакатом-подсолнухом, эмблемой школы на стенах, — уже собрались все шкидцы. За столами было шумно и весело, но при появлении в дверях юнкомцев всё вдруг стихло, потом раздался свист, топот.
Ищейки!.. Накатчики!..
Ребята молча прошли на свои места и сели. Иошка остановился посреди столовой и поднял руку.
Столовая замолчала.
— После чая в музее состоится собрание, — бодро и громко сказал Иошка. — Юнком приглашает всех желающих, которые хотят…
— Долой!
И — свист… топот…
Видно, как шевелятся Иошкины губы, но слов за шумом не слышно. Махнув рукой, он идёт на своё место.
— Суки! — шепчет Лёнька.
На собрание в музей никто не пришел. Ряд заранее приготовленных скамеек так и остался пустовать, и прежнее чувство страха, чувство неизвестности, беспокойство, сомнения — опять овладели юнкомцами. Они сидели не зажигая света и ко всему прислушиваясь. И когда по звонку надо было отправляться спать, никто не тронулся.
— Нас наверное отволохают в спальне, — предположил Дзе.
— Пускай попробуют, — крикнул Гришка. — И сами огребут не меньше, — крикнул надорванно, несмело и сам себе не поверил.
Но маленький воинственный Воробей взмахнул вытащенной откуда-то железной палкой от кровати.
— Я проломлю голову первому, кто сунется ко мне.
Иошка улыбнулся.
— Что ж… Вооружимся и мы, ребята…
В спальне, против ожидания, ничего не произошло. Вся шестерка имела достаточно внушительный вид, а начавшему приставать Бобру Воробей погрозил палкой…