Последняя глава (Книга 2)
Шрифт:
– Ну так докажи это, бога ради! Ведь она совсем извелась!
Уилфрид отвернулся к окну. И, не оборачиваясь, спросил:
– Тебе никогда не приходилось доказывать, что ты не трус? И не пытайся! Доказать это невозможно, - не представится случая. Или, вернее, представится, когда не нужно.
– Понимаю! Но, дружище, разве тут вина Динни?
– Нет, это ее беда.
– Ну и что же?
Уилфрид круто повернулся к нему.
– Да ну тебя к черту, Майкл! Убирайся отсюда! Какое ты имеешь право вмешиваться? Это касается только нас двоих.
Майкл встал и
– Ты совершенно прав, - сказал он смиренно.
– Спокойной ночи, старина! У тебя славный пес.
– Прости, - сказал Уилфрид, - я знаю, ты хочешь нам добра, но тут никто не поможет. И ты тоже. Спокойной ночи!
Майкл вышел и побрел по лестнице, как побитая собака.
Когда он пришел домой, Динни уже поднялась к себе, но Флер его ждала. Ему не хотелось рассказывать о своем визите, но Флер, испытующе посмотрев на него, заявила:
– Ты не был в парламенте, Майкл. Ты ходил к Уилфриду.
Майкл только кивнул.
– Ну?
– Ничего не вышло.
– Я могла бы сказать тебе это заранее. Если ты увидишь на улице, что мужчина ссорится с женщиной, что ты сделаешь?
– Перейду на другую сторону, если, конечно, успею.
– Ага!
– Но они же не ссорятся!
– Да, но и у них своя жизнь, в которую нельзя врываться.
– Уилфрид мне так и сказал.
– Еще бы.
Майкл пристально поглядел на нее. Ну да, еще бы! У нее тоже когда-то была своя жизнь, и ему в ней не было места.
– Я сделал глупость. Но я вообще дурак.
– Нет, не дурак, а добряк. Ты идешь спать?
– Да.
Поднимаясь наверх, он испытывал странное чувство, - вот ей сейчас куда больше хочется быть с ним, чем ему с ней. Однако стоит им лечь в постель и все будет наоборот, - такова уж мужская натура!
В комнате над их спальней Динни прислушивалась к глухому шепоту их голосов, доносившемуся в открытое окно; опустив голову на руки, она дала волю своему отчаянию. Звезды на небе и те против нее! Внешние препятствия можно преодолеть, обойти, но с глубоким разладом в душе любимого не совладать, а если не совладать, то и не побороть его, не исцелить. Она поглядела на звезды, которые ополчились против нее. Верили древние, что звезды решают нашу судьбу, или для них, как и для нее, это были только пустые слова? И неужели эти самоцветы, которые горят и кружатся на синем бархате вселенной, и в самом деле заняты делами малых сих, - жизнью и чувствами человекообразных мошек; зачатые в объятии, они встречают друг друга, на миг соединяются, умирают и превращаются в прах... А светящиеся миры, вокруг которых кружат отколовшиеся от них малые планеты, - неужели люди напрасно взывают к ним; может быть, в их движении, в их сочетаниях и правда предначертана судьба человека?
Нет. Все это только наше самомнение. Зря человек хочет приковать к своей жалкой колеснице величие вселенной. "Спуститесь к нам, блистающие колесницы!" Но никогда они не спустятся! Они влекут человека в ничто...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Через два дня Черрелы собрались на семейный совет: Хьюберт неожиданно получил приказ вернуться в Судан в свой полк, и ему хотелось, чтобы до его отъезда было что-то решено насчет Динни. В музее у Адриана, после судебного заседания, которое вел судья Лайонел Черрел, собрались все четыре брата, сэр Лоренс, Майкл и Хьюберт. Все они понимали, что совещание это может оказаться бесплодным, ибо, как известно, даже правительственные решения ничего не стоят, если их нельзя осуществить.
Майкл, Адриан и генерал, знакомые с Уилфридом, почти не разговаривали; сэр Лоренс и судья говорили больше всех; Хьюберт и Хилери иногда высказывались, но чаще молчали.
Исходя из предпосылки, которую никто не опровергал, что все это пренеприятная история, сразу же определились два идейных течения: Адриан, Майкл и, в какой-то мере, Хилери считали, что делать нечего, надо ждать, как развернутся события; все остальные думали, что сделать можно очень много, но неизвестно, что именно.
Майкл никогда прежде не видел всех своих четверых дядей сразу и был поражен их сходством: вот только глаза у Хилери и Лайонела были серо-голубые, а у генерала и Адриана - темные и светло-карие. Все они были скупы на жесты и у всех были худощавые подвижные фигуры. Особенно эти черты были заметны у Хьюберта, - он был еще молод, а его светло-карие глаза казались иногда серыми.
– Эх, Лайонел, если бы ты мог вынести по этому делу судебное решение! услышал Майкл голос отца. И в ответ - резкую отповедь Адриана.
– Оставьте Динни в покое. Командовать ею просто глупо! Она у нас умница, совсем не эгоистка, и у нее отзывчивое сердце.
– Все это мы знаем, дядя, - возразил Хьюберт, - но это для нее такая трагедия! Мы обязаны сделать все, что от нас зависит.
– Да, но что ложно сделать?
"Вот именно!" - подумал Майкл и сказал вслух:
– Пока она и сама не знает, что делать.
– А ты не мог бы ее уговорить поехать с тобой в Судан?
– спросил Хьюберта судья.
– Мы с ней теперь не так близки, как раньше.
– Если бы она знала, что очень нужна кому-нибудь...
– начал было генерал и умолк.
– Да и то, если она поверит, что не нужна Дезерту еще больше, пробормотал Адриан.
Хилери вынул из кармана трубку.
– А кто-нибудь пытался поговорить с Дезертом?
– спросил он.
– Я, - ответил генерал.
– И я, дважды, - пробормотал Майкл.
– Мне, что ли, попробовать...
– мрачно предложил Хьюберт.
– Лучше не надо, дружище, - вставил сэр Лоренс, - если ты не уверен, что сумеешь сдержаться.
– Ну, в этом я никогда не могу быть уверен.
– Тогда лучше и не пытайся.
– А может, тебе сходить, папа?
– спросил Майкл.
– Мне?
– Он тебя уважал.
– Ведь я ей даже не настоящая родня!
– Ты бы все же попробовал, Лоренс, - сказал Хилери.
– Но почему именно я?
– Никто из нас не может. По разным причинам.
– А почему не можешь ты?
– В сущности, я согласен с Адрианом: надо оставить их в покое.
– Почему, собственно, вы возражаете против того, чтобы Динни вышла за него замуж?
– спросил Адриан.