Последняя глава (Книга 2)
Шрифт:
Уилфрид улыбнулся.
– Малярия для меня дело привычное. Она тут ни при чем. Вам это покажется смешным, но у меня такое чувство, будто из меня выцедили всю кровь. Я хочу: уехать туда, где ничто и никто мне не будет обо всем этом напоминать. А Динни напоминает больше, чем кто бы то ни было.
– Понятно, - грустно сказал Адриан, поглаживая бородку. Потом встал и заходил по комнате.
– А вам не кажется, что было бы честнее по отношению к себе, к Динни с ней увидеться?
Уилфрид ответил почти с яростью:
– Повторяю вам, я могу сделать ей больно!
– Вы ей все равно причините боль - слишком уж она цельная натура, ничего не делает наполовину. слушайте! Вы же напечатали эту поэму намеренно. все время казалось, что для вас этот поступок - нечто вроде искупления. А ведь, несмотря на это, вы предложили Динни стать вашей женой? Я не такой болвана чтобы требовать - женитесь на ней, даже если вы больше не питаете к ней прежнего чувства; но уверены ли вы, что это так?
– Чувства мои не изменились, у меня их просто больше нет. У парии, у шелудивого пса все чувству убиты.
– Вы понимаете, что говорите?
– Прекрасно понимаю. С той минуты, как я отказался, я знаю, что теперь я пария, - все равно, знают об этом люди или нет. Но оказалось, что и это не все равно.
– Понятно, - повторил Адриан и застыл.
– Наверное, вы правы и другого выхода нет.
– Не знаю, как для других, а для меня - нет. Я и изгнан и должен жить один. И не жалуюсь. У меня нет для себя оправдания.
– В его тоне звучала холодная решимость.
– Значит, вы хотите знать, как вам меньше огорчить Динни?
– очень мягко спросил Адриан.
– Этого я вам сказать не могу. К великому моему сожалению в прошлый раз я дал вам неверный совет. Да и разве можно давать советы? Вы сами должны решать, как вам поступать.
Уилфрид встал.
– Смешно, правда? Меня толкнуло к Динни одно чувство. И оно же отталкивает меня от нее. Ну, прощайте, сэр; думаю, что я вас больше никогда не увижу. И спасибо за то, что вы хотели мне помочь.
– Мне очень обидно, что я не смог ничего сделать.
– Лицо Уилфрида вдруг озарилось неожиданной улыбкой, которая так его красила.
– Попробую еще разок прогуляться. А вдруг меня осенит, и я пойму, как мне быть. Во всяком случае, помните: я не хочу огорчать ее больше, чем нужно. Прощайте!
Чай Аддриана простыл, булочка осталась нетронутой. Он отодвинул их от себя. У него было такое чувство, будто он предал Динни, но, господи прости, что же он мог сделать? Какие странные глаза у этого человека! "Будто из меня выцедили всю кровь..." Ох, как это страшно! Но, судя по его лицу, так оно и есть. Уж больно тонкая душевная организация. И дьявольская гордыня! "Собираюсь в дальние края". Будет бродить по Востоку, как Вечный жид; станет одним из тех загадочных англичан, кого встречаешь в забытых богом уголках земли! Откуда они - не говорят, это люди без будущего, они живут только сегодняшним днем. Адриан набил трубку и попытался убедить себя, что в конце концов Динни будет счастливее, не имея такого мужа. Но это ему не удалось. в жизни женщины только однажды расцветает настоящая любовь, и у Динни это она и есть. Тут сомневаться нечего. Можно, конечно, прожить и без такой любви, о да несомненно! Но "песен и золота" уже больше не будеет! И, схватив свою потрепанную шляпу, он вышел на улицу и направился было в сторону Гайд-парка, но, поддавшись внезапному порыву, свернул на Маунт-стрит.
Когда Блор ввел Адриана в гостиную, его сестра заканчивала язык одной из собак на своем гобелене и делала последние стежки красными нитками. Она показала вышивку Адриану.
– С него должна капать слюна. Он ведь смотрит на того зайчика.
– А синие капли будет красиво?
– Лучше серые, на этом фоне.
Леди Монт испытующе поглядела на брата, - тот уселся на маленький стульчик, поджав длинные ноги.
– Ты похож на военного корреспондента - походный стульчик и вечно некогда побриться. Я так хочу, чтобы Динни вышла замуж! Ей уже двадцать шесть. Все это такая ерунда насчет трусости. Они могли бы поехать на Корсику.
Адриан улыбнулся. Эм, конечно, была права, и в то же время как она ошибалась!
– Сегодня приходил Кон, - продолжала его сестра, - он был у Майкла. Никто ничего не знает. А Флер говорит, что Динни все время гуляет с Китом и Дэнди, нянчит Кэтрин и читает книжки, не переворачивая страниц.
Адриан раздумывал, стоит ли рассказать ей о встрече с Дезертом.
– А Кон говорит, что в этом году он никак не может свести концы с концами, - тут и свадьба Клер, и налоги, и беременность Джин, - ему придется срубить часть леса и продать лошадей. Мы тоже сидим без денег. Хорошо, что у Флер их много. Деньги - это такая скука. А как ты думаешь?
Адриан вздрогнул, - он думал совсем о другом.
– Да, никто сейчас ничего хорошего и не ждет, лишь бы кое-как хватало на жизнь.
– Хуже всего иждивенцы. У Босуэлла сестра, которая может ходить только одной ногой, а у жены Джонсона рак, вот бедняга! И у всех что-нибудь или кто-нибудь да есть. Динни говорит, что в Кондафорде у матери столько забот; в деревне такая беднота! Прямо не знаю, как будем жить. Лоренс не может скопить ни гроша.
– Мы сидим между двух стульев, Эм; в один прекрасный день с грохотом полетим на пол.
– Да, наверняка кончим в богадельне.
– И леди Монт поднесла свою вышивку к свету.
– Нет, течь с него не будет. А нельзя поехать в Кению? Говорят, там все-таки можно себя прокормить.
– Меня бесит мысль, - воскликнул вдруг Адриан с непривычным жаром, что какой-нибудь выскочка купит Кондафорд и будет устраивать там воскресные попойки!
– Тогда я лучше уйду в лес и буду всех пугать, как леший. Что же это за Кондафорд без Черрелов?
– А очень просто! Есть такая чертова штука, как прогресс, а Англия колыбель прогресса.
Леди Монт вздохнула и, встав, подплыла к своему попугаю.
– Полли! Мы с тобой пойдем в богадельню.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Компсон Грайс позвонил Майклу или, вернее, Флер, потому что Майкла не было дома, голос у него был смущенный.
– Что ему передать, мистер Грайс?
– Ваш муж просил меня выяснить намерения Дезерта. Так вот - Дезерт только что у меня был и сказал, что он опять собирается уезжать, но я... мне не понравилось, как он выглядит, и рука у него была горячая, будто у него лихорадка.