Последняя глава (Книга 3)
Шрифт:
– Господа присяжные, вы пришли к единодушному решению?
Старшина встал.
– К единодушному.
– Считаете ли вы ответчицу виновной в совершении прелюбодеяния с соответчиком?
– Да.
– Считаете ли соответчика виновным в совершении прелюбодеяния с ответчицей?
"Разве это не одно и то же?" - мелькнуло в голове у Динни.
– Да.
– Какие убытки следует возложить на соответчика?
– Мы считаем, что он должен оплатить все судебные издержки.
"Чем
Крум стоял у окна, прислонившись к стене; вся его фигура выражала глубокое отчаяние.
– Ну как, Динни?
– Проиграно. Убытков не взыскивают, только все судебные издержки. Выйдем, мне нужно с вами поговорить.
Они молча вышли.
– Посидим на набережной.
Вдруг Крум засмеялся.
– На набережной? Замечательно!
Больше они не обменялись ни словом, пока не уселись под платаном, листья на нем еще не совсем распустились, весна была холодная.
– До чего гадко на душе!
– сказала Динни.
– Я вел себя как болван, и вот чем все кончилось.
– Вы ели что-нибудь за эти два дня?
– Вероятно. Пил я, во всяком случае, много.
– Что вы думаете теперь делать, дружище?
– Повидаюсь с Джеком Маскемом и попытаюсь найти себе работу за пределами Англии.
Динни поняла, что ничего не может поделать. Она могла бы помочь, только если бы знала чувства Клер.
– Советов обычно не слушают, - начала она, - но все-таки могли бы вы с месяц ничего не предпринимать?
– Не знаю, Динни.
– Кобылы доставлены?
– Нет еще.
– Неужели вы бросите это дело, даже не начав его?
– У меня сейчас, по-моему, только одно дело - где-нибудь и как-нибудь просуществовать.
– Вы думаете, я этого не переживала? Но только не делайте ничего сгоряча! Обещайте мне! До свидания, дорогой мой, я должна бежать.
Она встала и крепко пожала ему руку.
Когда она явилась к Дорнфорду, Клер и генерал были уже там, и с ними "юный" Роджер. Глядя на Клер, можно было подумать, что все случившееся произошло с кем-то другим.
Генерал в эту минуту спрашивал Роджера:
– Во что обойдутся все издержки, мистер Форсайт?
– Я думаю, около тысячи.
– Тысяча фунтов за то, что люди сказали правду! Пусть Крум внесет только свою долю. Мы не можем допустить, чтобы он заплатил все. У него же нет ни гроша.
Роджер взял понюшку табаку.
– Ну, надо пойти успокоить жену, - сказал генерал.
– Мы возвращаемся в Кондафорд сегодня во второй половине дня. Ты с нами, Динни?
Динни кивнула.
– Хорошо. Огромное спасибо, мистер Форсайт. Значит, постановление суда мы получим в начале ноября? До свидания!
После его ухода Динни спросила вполголоса:
– Теперь, когда все кончено, скажите откровенно, что вы об этом думаете?
– То же, что и раньше. Если бы на месте Клер были вы, мы бы выиграли.
– Я хочу знать, - холодно ответила Динни, - верите вы им или нет?
– В целом - да.
– Неужели пойти дальше этого юрист не в состоянии?
"Юный" Роджер улыбнулся.
– Всякий, говорящий правду, о чем-нибудь да умолчит.
"Это очень верно", - подумала Динни.
– Не взять ли такси? Сидя в машине, Клер сказала:
– Могу я попросить тебя кое о чем, Динни? Привези мои вещи на Мьюз.
– Ну, конечно.
– Мне не хочется в Кондафорд. Ты видела Тони?
– Видела.
– Как он?
– Очень плохо.
– Очень плохо...
– горестно повторила Клер.
– А что я могла сделать? Я ведь солгала ради него...
Динни, глядя перед собой в пространство, спросила:
– Когда ты сможешь, скажи мне, как ты к нему относишься.
– Когда буду знать сама, тогда скажу,
– Тебе надо поесть, детка.
– Да, я голодна. Я сойду здесь, на Оксфорд-стрит. Привезешь мне вещи, и я буду приводить все в порядок. Мне кажется, я могла бы проспать целые сутки, а, наверно, и глаз не сомкну. Если будешь разводиться, Динни, никогда не защищайся. Я все время придумываю более удачные ответы.
Динни сжала ее локоть и поехала дальше на Саут-сквер.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда бой окончен, настроение бывает еще тягостней, чем во время боя. Человек продолжает "придумывать более удачные ответы", и ему уже не хочется жить. Основной закон жизни доведен до своего логического конца, и, выиграли вы или проиграли, конец этот вас не удовлетворяет, у вас нет сил, вы увяли, вы опустошены. В таком состоянии находилась Динни, хотя была только зрителем боя. Решив, что она, в сущности, ничем помочь не может, она опять вернулась к своим свиньям и провела в обычных домашних занятиях целую неделю, в конце которой получила письмо:
"Кингсон, Кэткот и Форсайт.
Олд-Джюри,
Мая 17-го 1932.
Дорогая мисс Черрел,
Удалось устроить так, что ни мистеру Круму, ни вашей сестре не придется платить судебные издержки, о чем рад вас известить.
Я был бы вам очень признателен, если бы вы сообщили об этом вашему отцу и им обоим и успокоили бы их на этот счет.
Искренне преданный вам, дорогая мисс Черрел,
Роджер Форсайт".
Это письмо Динни получила в первое по-настоящему теплое утро; до нее доносился шум сенокосилки и запах травы; она сказала бы, что письмо весьма "заинтриговало" ее, если бы не чувствовала отвращения к этому слову. Она обернулась к отцу и сказала: