Последняя глава
Шрифт:
Адвокат Руппрехт надел пенсне и стал читать:
— Ну, что же? — нерешительно сказал он. Фрекен:
— По вашему распоряжению мне прислали этот счет?
— Ошибка! — сказал адвокат.
— Если хотите, я заплачу за свой обед. Тогда адвокат закричал:
— О, этого нельзя выдержать, здесь делают так много глупостей. Ошибка, фрекен!
— И я так думала. Потому что, ведь вы могли получить то, что вам следовало, продав его вещи.
— Что касается его вещей… но не будем говорить об этом… вещи его забрали власти. Но… действительно хорошо, что я получил этот счет и могу задержать его, теперь он мой, — сказал он, сунув его к себе в карман. — Но как это вы хоть одну минутку
Сердечность эта смягчила фрекен д'Эспар. Ее не легко было обмануть. Конечно, адвокат знал о счете и о том, что он был послан, но этому она и не удивлялась; главное было то, что она сберегла деньги.
— Благодарю вас, — сказала она, — я должна жить там, где живу.
Адвокат:
— Некоторые из ваших друзей здесь; фрекен Эллингсен не приехала, и ректор Оливер уехал, но Бертельсен с супругою здесь, — да, вы, вероятно, не видели еще молодоженов? Фрекен Эллингсен пишет, что она приедет попозже, она ведь не может приехать, пока другие здесь… вы понимаете? Но зато приезжает композитор Эйде, вы его знаете, Сельмер Эйде, пианист? Он уже закончил свое музыкальное образование в Париже, и мы счастливы, что к зиме он вернется к нам и будет развлекать наших гостей. Потом у нас новый инженер, спортсмен до мозга костей, новый доктор, его-то вы знаете, новая публика, прекрасные молодые люди. А вы видели, что мы строимся, расширяем помещение? — О, мы сделаем Торахус показательной санаторией! Угадайте, во сколько оценили нашу санаторию в страховом обществе? Вы не угадаете: в сто тысяч! Теперь мы прилагаем все усилия, чтобы провести сюда воду и свет…
Адвокат продолжал болтать и высчитывать; он был занят исключительно этим, но все-таки не забыл послать девушку за Андресеном:
— Вы должны разрешить господину Андресену повидаться с вами, фрекен! Он хотел пойти к вам на сэтер, но я не знал, примете ли вы его.
Пришел Андресен. Что ему так настоятельно нужно было? Хотел снова засадить ее за пишущую машинку?
Толстый, с жидкими волосами, господин, очень бледный и очень тучный, он приехал специально за тем чтобы пить целебную воду Торахуса и пройти курс лечения; на лице у него успели уже повиснуть мешки после того, как он спустил жир. Он был очень любезен, но фрекен хорошо заметила, как его разочаровал ее вид. О, она была далеко не та, что раньше! И вдруг ее словно молния пронзила: ей захотелось домой, к ребенку, к крошке Юлиусу, сейчас же домой!
Он:
— С тех пор, как я приехал сюда, я хотел повидаться с вами.
Она:
— Очень любезно с вашей стороны!
— Хорошо ли вам живется, фрекен д'Эспар? У нас дома, в деле много новых служащих; когда будете в городе, обязательно загляните к нам.
Болтовня, болтовня! Совсем не то бывало в прежние дни, в конторе, когда этот самый господин, под предлогом, что хочет видеть, что она написала, прижимался к ней головою и, как сумасшедший, целовал ее. Нет, теперь ему ничего не нужно было от нее, когда он увидел ее, он охладел. Он держался с достоинством, дал почувствовать, что он ее прежний шеф, и был снисходительно любезен:
— Мне представляется бесконечно далеким то время, когда вы были у нас. Давайте-ка, вспомним: были уже тогда изобретены пишущие машины и стальные перья?
Фрекен очень смеялась этой шутке и поддержала разговор. Но когда он захотел продолжать беседу об этой давно прошедшей жизни у машинки, почти позабытой ею, ей сделалось невыносимо
— Не забывайте вашего французского языка, фрекен д'Эспар. Вас заместитель далеко не такой дока в этом, как вы, но у него другие достоинства. Итак, до свидания. Приятно было повидаться с вами и узнать, что вам хорошо живется.
Она не могла избежать еще одной встречи с адвокатом:
— Что ж, господин оптовик насладился вполне? Я видел, он был в восхищении. Послушайте, фрекен ведь правда, господин Магнус уехал в Христианию? Но, знаете, он не вернулся. Кажется, уже месяц прошел? Вы Последняя говорили с ним; но здесь был еще кто-то и спрашивал о нем, какая-то дама; кто бы это мог быть? Я ее не видел, но она была здесь два раза, это указывает, что у нее важное дело, она и телефонировала. Я, действительно, не знаю, что нам делать. Как вы думаете?
— Не знаю. Он, наверно, вернется.
— Вы так думаете. Но представьте себе, если бы вы были здесь, вы такая умница, вы уже раз нашли его для нас! А вы не можете так устроиться, чтобы вернуться к нам. Положительно, нам не хватает вас.
Чего добивался он своей назойливостью? Ничего. Он оказывал фрекен и всем другим любезности и ничего при этом не имел в виду, ему хотелось только иметь как можно больше пансионеров, чтобы был полный дом, а в данное время дом был не полон. Нет, у адвоката Руппрехта не было особых видов на нее; он не предполагал обзавестись домом, влюбиться, его одинаково занимала мысль о юноше Сельмере Эйде и об этой молодой даме — может быть, немного больше.
— Остальные друзья ваши, значит, не будут иметь удовольствия видеть вас сегодня? — спросил он. — Господин Бертельсен и его супруга очень будут на меня в претензии за это, непременно рассердятся. Они занимают № 107, в случае, если вы хотите к ним зайти. Ну, что же, не хотите?
№ 107! О, этот директор Руппрехт! Ко всем номерам в санатории он прибавил цифру сто, так что на дверях это выглядело грандиозно.
Если бы Андресен не выказал такого разочарования при виде фрекен д'Эспар, прогулка в санаторию была бы удачна для нее; но это немного оскорбило ее, ей казалось, что всюду будет то же самое. Какова же она будет через семь лет! — О, она должна опять поздороветь и похорошеть, стать очаровательной; нет того, чего она не сделала бы, чтобы снова похорошеть; когда настанет время, она вставит себе зуб на штифте.
А вообще-то прогулка была удачная. Все относились к ней бережно, никто не намекал на то, что она живет в доме убийцы, имени господина Флеминга, никто даже не произнес. И во всяком случае прогулка оправдала себя: она сберегла ей деньги.
Она возвращается назад на сэтер, спешит назад: более, чем когда-либо боится она, что малютка Юлиус, может быть, проснулся и лежит и ждет ее. Этот маленький клопик, он такой миленький, когда берешь его на руки…
На дворе встречает ее Марта и шепчет:
— Здесь чужой.
— Чужой?
— Какой-то мужчина. Он сидит в дровяном сарае и ждет тебя.
— Я никого не знаю. Юлиус не спит?
— Он проснулся, было, я дала ему молока, и он снова уснул…
— Вот этот мужчина! — шепнула Марта. То был Самоубийца.
— Это вы, господин Магнус! Мы сейчас говорили о вас в санатории, что вас нет, что вы еще не вернулись…
Самоубийца ничего не ответил.
ГЛАВА XVII
Самоубийца имел расстроенный вид, словно он провел несколько дней, не заходя в дом: платье на нем было новое, но в беспорядке, волосы завиты, но в них масса хвойных игл. Ранка его на руке, во всяком случае, зажила.