Последняя глава
Шрифт:
Обе женщины на сэтере думали и размышляли и надеялись на бога, что Даниэль воспользуется случаем и спустится вниз, чтобы поесть немного; сами они не смели идти к нему, боясь полиции и людей. Иногда они слышали выстрел на горе; это значило, что он стрелял по кому-нибудь.
Писарь ленсмана потребовал от них, чтобы они выставили на порог дома пищу для него. Конечно, они это сделали.
— И одна из вас пусть пойдет и предупредит его, где он найдет еду, — сказал он.
Нет, этого они не решатся сделать, сказали Марта и фрекен, они не желали рисковать жизнью, сказали они.
Во всяком случае писарь ленсмана просидел целую ночь в риге,
Но в один дождливый вечер он пришел.
Случилось, что Марта и фрекен стояли в кухне и тихо разговаривали; вдруг открылась дверь и он проскользнул в нее. Фрекен, увидав его, слегка вскрикнула и отскочила в сторону. Он был мокрый и иззябший, печально было смотреть на него: по лицу у него были полосы от дождя и грязи, глаза ввалились и вообще у него был вид человека, измученного бессонницей. Он, не подымая глаз, закрыл рот посиневшей рукою и сконфуженно засмеялся; затем бросился к столу, схватил хлеб и с жадностью стал его есть. Ружье он поставил около себя.
Марта заговорила первая:
— Хорошо, что ты пришел, у нас кофе готов!
Он откусывал и откусывал от целого хлеба и только позднее принялся за остальное. Кофе стоял тут же и дымился.
— Могу я взять это с собою? — спросил он об остатке хлеба, сунув его под мышку и поднялся с места.
— Разве ты не выпьешь кофе?
— Нет, хватит. Он слишком горячий.
— Да, мы давали показания, — продолжала Марта. — Мы сказали, что в то утро ты собирался застрелить оленя. — Поэтому ты взял винтовку. Так мы сказали.
— Ну, что же, — ответил он.
— Ты не для того взял, чтобы застрелить кого-нибудь другого. Так и знай!
— Мне все равно.
— Нет, потому что за это полагается смертная казнь, — сказала Марта.
— Ну, да.
Фрекен, стоя в стороне:
— Ты, конечно, постараешься скрыться, Даниэль?
— Не знаю, — ответил он и скосил глаза на пол, к ее ногам, и спросил:
— Юлиус спит?
— Да, он спит.
— Я хотел бы хоть одним глазком взглянуть на него. Бог его знает, что он этим думал: тянуло ли его к ребенку, или он только хотел показать, что не торопится, не трусит. Он схватил висевшую на стене куртку, взял ружье и шагнул к двери, — фрекен вслед за ним и — в постройку. То-то была спешка! Он только взглянул на ребенка, кивнул головою и опять шагнул к двери. Фрекен:
— Взгляни сюда… подожди минутку.
То, что его преследовали и гнали, глубоко потрясло ее; а за то, что он не жаловался на нее и не сказал ей ни одного дурного слова, она готова была броситься к его ногам. Она открыла свой сундук, вынула, не считая, несколько ассигнаций и сунула их ему, прося его убежать, перевалить, может быть, через горы, позднее мы встретимся…
В первый раз взглянул он на нее и сказал:
— Да, да, спасибо!
Пришла Марта. Она перелила кофе в бутылку и передала ему, но когда он взял ее, она упала на пол. По старой привычке он заворчал было о том, что здесь разбилось:
— Тут бутылка разбилась, но у меня руки так окоченели!..
Он распахнул дверь и убежал…
Еще два-три дня царил он на горе. Писарь ленсмана был в отчаянии, он желал один распутать это дело, не прибегая к чужой помощи. И вот в один прекрасный день он и жена его поднялись на горное пастбище Торахус; у них не было ружья, и они не походили на полицию, просто пришли, гуляя. Поднявшись выше, на расстояние
Обе женщины из горного пастбища видели эту чету и следили за Еленой, как далеко осмелится она пройти. Елена смело шла все выше, хотя Даниэль кричал и грозил ей.
— Он не застрелит Елены, — сказала Марта.
— Но разве это дело идти к нему? — завистливо спросила фрекен: — Я тоже могла бы это сделать, но ни я, ни ты не получили разрешения.
Елена шла все выше.
— Чего там надо этой жене ленсмана! — фыркнула фрекен. — Он ни капельки не интересуется ею!
Вдруг Даниэль сделал что-то совершенно неожиданное: он стал спускаться вниз, пошел ей навстречу; они встретились, остановились и заговорили. Елена и он.
Бедная фрекен д'Эспар между тем совершенно растерялась. Она стояла, как дитя, как дура, и испытывала в эту минуту сильнейший гнев, почему он еще здесь, на горе, почему не убежал, как она просила его!
Позднее они встретились бы, уже она нашла бы его!
— Ты только посмотри, Марта, как они стоят и беседуют! Ну, наконец-то он прогнал ее, отправил назад, давно пора…
Елена спускается с горы, идет и идет, а Даниэль стоит и следит глазами за нею. Внизу она присоединяется к своему мужу, и чета возвращается к себе домой, в село.
— Что все это значит, господи, боже мой! Фрекен решительно, вопреки запрещению, тоже пошла в гору. Даниэль увидел ее и тоже пошел ей навстречу.
— Ты еще здесь, — сказала она. — Почему же ты не попытался убежать?
Нет. Даниэль понял невозможность этого плана; поэтому он покачал головою и ничего не ответил. Куда успел бы он добежать, раньше чем его настигли бы? Совсем не далеко, может быть, до какого-нибудь маленького городка; а что стал бы он там делать? А может быть, до Христиании; но что стал бы он там делать? Он понял, что рано или поздно придется ему склонить колени; может быть, сообразил, наконец, глупость всего своего поведения: защищаться винтовкою от закона. Можно понять, что сейчас после преступления, в растерянности, он не придумал ничего лучшего; но когда прошло много времени, много дней и ночей — нет! Будет с него, теперь он ослабел уже и все пропало. И прежде всего он сбережет деньги фрекен, можно будет прибавить их к другим средствам для выкупа отцовской усадьбы. Когда настанет время, это будет крупная помощь, которой воспользуется, если не он сам, то Юлиус.
Вместе с фрекен направился он домой.
— А ты решаешься идти со мною? — спросила она.
— Да, — уныло ответил он.
— Чего хотела эта женщина… Елена?
— Ее прислали ко мне.
— Это было мучительно. Я каждую минуту ожидала, что ты обнимешь ее.
— Елену? — вскричал он. — Я охотнее всадил бы в нее пару пуль. Она пришла с письмом от пастора. Вот оно, прочти его!
Письмо заключало в себе только несколько слов, маленькое, сердечное письмо: пастор писал, что теперь Даниэлю пора спуститься сверху и покориться, тогда все сложится не так плохо для него, все в руках божих. Он ухудшает свое положение, упорствуя, пуская в ход угрозы и насилие. Пастор сам вызовется быть свидетелем и будет перед властями показывать в его пользу; то же самое многие хотят сделать, бог и люди будут милостивы к нему, он увидит.