Последняя граница
Шрифт:
– Боюсь, что совпадение не только в этом, профессор. – Янчи отвернулся от него и, глядя на пылающий в печи огонь, продолжил: – Британия также использовала вашу жену, чтобы оказывать на вас давление, а теперь...
– Ну да, конечно, – прервал его Дженнингс. Он был спокоен. – Это так очевидно, иначе зачем им было бы звонить? Я отправляюсь на Андраши Ут. Немедленно.
– Отправляетесь? – Рейнольдс впился в него взглядом. – Что он имеет в виду?
– Если бы вы знали Гидаша так же хорошо, как я, – сказал Граф, – вы не задали бы этого вопроса. Профессор хочет предложить сделку – Катерина и Юлия в обмен на профессора.
– Да, так полковник и сказал. Они отпустят Катерину и Юлию, если профессор вернется. – Янчи решительно продолжил: – Этого не произойдет. Я не выдам
– Нет. Вы должны, должны согласиться на их условия. – Дженнингс воинственно смотрел на Янчи. – Мне они не причинят вреда, я им нужен. Ваша жена, Янчи, дочь – моя свобода ничто в сравнении с их жизнями! Никакого другого решения не может быть. Я поеду.
– Ваше самопожертвование не вернет мне семью, а вы никогда не увидите своих родных. Вы понимаете, что хотите сделать, доктор Дженнингс?
– Да, – ответил Дженнингс спокойно. – Я знаю, что делаю. Сейчас имеет значение не то, что мы больше не увидимся, а то, что наши близкие останутся жить, и не надо терять надежды, свобода может прийти другими путями. Если я не сдамся Гидашу, ваши жена и дочь погибнут. Вы понимаете это?
Янчи кивнул, и Рейнольдс, глядя на них, чувствовал жалость к людям, поставленным перед таким жестоким выбором. Особую жалость вызывал Янчи, только что вдохновенно рисовавший картину будущего, говоривший о необходимости взаимопонимания, наблюдать и слышать все это было невыносимо. А когда Янчи прокашлялся и заговорил, Рейнольдс уже знал, что он скажет.
– Я тем более рад, доктор Дженнингс, что участвовал в вашем освобождении. Вы смелый и честный человек, но я не позволю вам погибнуть из-за меня. Я скажу полковнику Гидашу...
– Нет, это я скажу полковнику, – внезапно прервал их Граф. Он подошел к телефону, снял трубку и назвал телефонистке номер. – Полковник Гидаш всегда бывает очень доволен, если ему рапортует младший офицер. Нет, Янчи, предоставьте это дело мне. До сих пор вы не подвергали сомнениям мои решения: прошу и сейчас поступить так же. – Он замолчал, едва заметно напрягся, затем расслабился и улыбнулся. – Полковник Гидаш? Говорит экс-майор Говарт... Здоровье великолепно, рад доложить вам... Да, мы обдумали ваше предложение, и у нас появилось встречное. Знаю, как вам не хватает сейчас меня, самого эффективного и смелого офицера АВО, о чем вы сказали, осмелюсь напомнить, несколько дней назад, поэтому и теперь я желаю вам помочь. Если я дам гарантии, что доктор Дженнингс будет молчать, когда вернется в Британию, не примете ли вы мою недостойную персону в обмен на жену и дочь генерал-майора Иллюрина... Да, конечно, подумайте, я подожду. – Он обернулся к профессору и Янчи, держа трубку в руке и вытянув другую, пресекая их протесты и слабую попытку Дженнингса отнять трубку. – Отдохните, джентльмены. Мне приятна мысль о благородном самопожертвовании: не надо мне мешать, это... А, полковник Гидаш... Вот как, я этого и боялся... вы задели мое самолюбие, да, я действительно рыбешка мелкая... да... значит, только сам профессор... да, он горит желанием... но он не поедет, о Будапеште не может быть и речи, полковник... Считаете нас глупее, чем мы есть на самом деле, или сумасшедшими? В Будапеште каждый наш шаг будет под контролем агентов АВО. Не настаивайте, я вас уверяю, сегодня ночью доктор Дженнингс пересечет границу, и никто в Венгрии не сможет ему помешать это сделать. Так что... ага, я так и думал... вы всегда умели трезво оценивать ситуацию... Теперь слушайте меня внимательно. Обмен будет происходить на наших условиях. Примерно в трех километрах к северу от дома Янчи, дочь генерала покажет вам дорогу, есть развилка налево. Поезжайте по ней, она ведет, это километров восемь, к паромной переправе через приток Рааба, остановитесь там. Севернее, в трех километрах, есть деревянный мост через реку. Мы проедем, уничтожим его, чтобы не вызывать у вас искушения отправиться следом, затем подойдем к дому паромщика, вы будете на другом берегу напротив его дома. У паромщика есть маленькая лодка, вот мы и используем ее для честного обмена. Все ясно?
После продолжительной паузы послышался слабый звук голоса Гидаша. Никто не разобрал, что говорил полковник, поэтому Граф, сказав:
– Минутку, – прикрыл трубку рукой и обратился к ним: – Он говорит, что не может решить этого в ближайший час, – должен получить разрешение руководства АВО. Это вполне вероятно, но так же вероятно и то, что полковник использует этот час для того, чтобы поднять на ноги воинские части и окружить дом или дать приказ сбросить с самолета несколько бомб в нашу дымовую трубу. Но последнее сомнительно. Ближайшие летные базы у чешской границы. – Граф выглянул в окно: бушевала метель, создавая стену из беспрерывно падающего снега. – В такую погоду дом практически невозможно найти. Рискнем?
– Рискнем, – эхом отозвался Янчи.
– Согласны, полковник Гидаш. Считаю, что вопрос решен. Если позвоните через минуту позже определенного времени, то нас уже не застанете. И еще одно. Приезжайте со стороны деревни Вилок, мы не желаем, чтобы нам отрезали отходные пути. Вы же знаете способность руководства АВО менять свои решения буквально в последние минуты. К северу от Жомбатели мы будем наблюдать за всеми дорогами, и если на них появится хоть одна машина или грузовик, то мы сразу же исчезнем. Итак, до встречи, дорогой полковник... Так, так... примерно часа через три? Хорошо! – Он положил трубку и повернулся к остальным. – Вот так, джентльмены, я и на сей раз оправдал репутацию благородного рыцаря, идейного самопожертвователя, но у меня нет, как вы Должны заметить, тяготения к неоправданному риску. Гидашу нужны ракеты, то есть профессор, таким образом месть отодвигается на второй план. В нашем распоряжении три часа.
Три часа уже почти истекли. Нужно немного поспать, усталость брала свое, но никто не мог даже и задремать. К радости Янчи от мысли, что скоро он встретится с Катериной, примешивались угрызения совести, хотя в душе он уверял себя, что все обойдется и профессор останется с ними. Козак посвятил оставшееся время упражнениям с хлыстом, готовясь к встрече с вымуштрованными солдатами АВО. Шандор тоже не думал о сне, он ходил вокруг дома вместе с Янчи, не желая оставлять его одного. А Граф пил, много и упорно, будто бутылка бренди – это самое дорогое, что у него есть в жизни, и он никогда больше не будет держать ее в руках. Рейнольдс в молчаливом изумлении наблюдал, как он открыл третью бутылку. По действию, оказываемому на него бренди, можно было предположить, что он пьет простую воду.
– Считаете, что я пью слишком много, друг мой? – Он улыбнулся Рейнольдсу. – Ваши мысли написаны на лице. Но что поделать, друг мой, мне нравится эта штука.
Рейнольдс возразил:
– Вы пьете не потому, что вам нравится напиток.
– Да? – Граф поднял бровь. – Вы полагаете, чтобы заглушить тревогу?
– Чтобы заглушить тоску, я думаю, – медленно сказал Рейнольдс. К Рейнольдсу вдруг пришло озарение, необычайное по остроте. – Нет, не думаю, я уверен. Не знаю почему, но вы убеждены, что Янчи встретится с Катериной и Юлией! Его тоска останется в прошлом, а ваша тоска такая же, как и у него, но вам предстоит остаться с ней один на один, и вы уже сейчас чувствуете ее тяжесть.
– Янчи рассказывал вам что-нибудь обо мне?
– Нет. Ничего.
– Я вам верю. – Граф внимательно посмотрел на него. – Знаете, а вы за эти несколько дней постарели, друг мой. И никогда уже не будете прежним. Вы, конечно, оставите службу в разведке?
– Я уже сказал, что это было последнее задание Интеллидженс Сервис, моя последняя миссия. На этом все.
– Женитесь на очаровательной Юлии?
– Великий Боже! Это написано на моем лице?
– Это совершенно ясно всем, кроме вас.
– Что ж! Ну да, конечно! – Он нахмурился. – Правда, я еще не спросил ее согласия.
– Я вам отвечу. Я знаю женщин. – Граф махнул рукой. – Надеюсь, вы не обманете ее надежду сделать из вас хорошего мужа.
– Надеюсь. – Рейнольдс замолчал.
Граф налил полстакана бренди, отпил, закурил очередную сигарету, потом резко сказал:
– Янчи искал жену, а я своего мальчика. Ему исполнилось бы двадцать в следующем месяце. Я надеюсь, что он выжил.
– Он был вашим единственным ребенком?