Последняя граница
Шрифт:
И все же шайены, видимо, услышали их. Когда солдаты подъехали к костру из бизоньего помета, возле него уже никого не было. Следопыт-сиу, склонившись над следом, пошел вперед, а Уэсселс и кавалеристы остались ждать его. Он скоро вернулся.
– Где они? – спросил Уэсселс.
– Там, где водопой, в Бизоньем овраге. Уэсселс был ко всему равнодушен. Он чувствовал себя старым, утомленным, и ему отчаянно хотелось спать. Он позвал Бакстера и неторопливо сказал:
– Мы окружим их и замкнем в плотное кольцо, понятно? Расставьте людей по местам, они там же и спать будут… Грязь? Черт с ней, с грязью! Разведите людей по местам, и пусть там же спят. Поставьте цепь патрульных,
Бакстер кивнул.
Уэсселс валился с ног от усталости. Когда окружение было завершено, он расстелил одеяло и, подложив под голову седло, почти мгновенно заснул.
Он проснулся на рассвете и лежа наблюдал за восходом солнца. По мере того как поднималась утренняя дымка, отлогий край Бизоньего оврага становился все виднее. Где-то там в грязи скрывалось около двадцати шайенов, но таким тихим, таким обманчиво мирным выглядел весь ландшафт, что Уэсселс уже сомневался, не пуст ли овраг.
Вдали на крутом изгибе почвы он смутно мог разглядеть противоположный край оцепления, маленькие черные фигурки часовых, расхаживавших на своих участках, и погруженных в сон солдат. Трудно допустить, чтобы кому-нибудь удалось пробраться через эту цепь.
Он встал, разминая онемевшие мышцы. Было тихо, тепло и скорее походило на раннюю осень, чем на зиму. Он медленно прошел вдоль цепи солдат, нашел трубача, и мгновение спустя отчетливо раздался сигнал к побудке.
И все еще никаких признаков жизни в Бизоньем овраге. Пока солдаты ели холодный завтрак, Уэсселс отыскал следопыта-сиу и спросил его:
– А ты уверен, черт тебя побери, что они там?
Следопыт пожал плечами:
– След идет туда, а оттуда нет.
– Мы поведем наступление со всех сторон, – сказал Уэсселс Бакстеру.
– А это не опасно?
– Скажите людям, чтобы они целились ниже. Земля здесь очень мягкая, она не задержит пулю.
– А вы не находите, что следовало бы сначала поговорить с ними, сэр?
– Поговорить с ними?
– Ведь метис здесь.
– Но они же не сдадутся! – воскликнул Уэсселс. – Они хотят смерти, эти краснокожие ублюдки, и ничего другого.
– Ну, а для рапорта, сэр?
Уэсселс задумчиво скреб землю носком сапога, затем кивнул:
– Я поговорю с ними.
Он направился к краю оврага вместе с Роулендом, который был охвачен страхом и не скрывал этого. Он повторял:
– Вы делаете глупость… Говорю вам, вы делаете глупость…
– Окликни их! – приказал Уэсселс.
Покачав головой, Роуленд пополз вперед и прокричал что-то на скорбно-певучем и странном языке. Он прислушался и опять крикнул. Уэсселс был изумлен, когда на краю оврага встал во весь рост индеец. Это было точно явление мертвеца – высокий, костлявый, почти обнаженный призрак. Пошатываясь, он смотрел на Уэсселса, и в его глазах не было ненависти, не было даже горечи, а только угрюмое удивление.
Уэсселс не говорил Роуленду, что надо переводить, и не требовал от него перевода певучих слов шайена. Когда Роуленд вернулся, капитан стоял в нерешительности, и на этот раз пуля, посланная из оврага, взрыла землю у его ног.
Уэсселс сделал движение, намереваясь бежать обратно, но отряд принял этот выстрел за сигнал к атаке, и он остался стоять, поджидая солдат и точно не слыша трескотни ружейных выстрелов из оврага. Но когда он повернулся, чтобы занять свое место впереди отряда, он почувствовал обжигающий удар в голову. И вот он очутился
– Нет, нет, лейтенант! Отправляйтесь, пожалуйста, обратно к своим людям.
– Будем еще раз атаковать?
– А какие у нас потери?
– Двое убитых, семь раненых.
– Продолжайте стрелять, и пусть они целятся пониже – земля мягкая…
Весь день продолжалась непрерывная стрельба, пули взрывали грязь, и вокруг оврага нарос целый вал; время шло к вечеру, и солдаты, не прекращая стрельбы, подползали все ближе и ближе. Понемногу ответный огонь из оврага все ослабевал и наконец совсем прекратился.
Солнце спустилось к горизонту, а солдаты все еще вели огонь.
Наконец горнист протрубил, и стрельба прекратилась.
И тогда в прериях внезапно наступила тишина, какая-то небывалая, жуткая тишина. Ястреб спустился с высоты, низко пролетел над оврагом и вдруг опять взмыл в небо.
Время шло, солнце почти касалось земли, одно-единственное пушистое облачко пересекало его диск.
И тогда поднялся Бакстер, а за ним, не дожидаясь сигнала, стали по одному подниматься солдаты, и вот все полтораста человек осторожно и неторопливо двинулись к Бизоньему оврагу, крепко сжимая в руках карабины.
Но и теперь ничего не произошло.
Тесным кольцом обступили они овраг, постояли так некоторое время в молчании, а затем кольцо распалось, солдаты повернули обратно.
Подошел Уэсселс, поддерживаемый с двух сторон рядовыми. Солдаты дали ему дорогу, и он остановился на краю оврага, глядя на трупы двадцати двух мужчин и женщин.
Он стоял и смотрел. Но вот зашло солнце, поднялся прохладный ветерок, в прериях наступила безмолвная, тихая ночь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Январь – апрель 1879 года
КОНЕЦ СЛЕДА
В газете «Нью-Йорк геральд» от 18 января 1879 года отношение министерства внутренних дел к происшедшим событиям было изложено четко и ясно. О них сообщалось стране одной-единственной фразой: «Министр Шурц отказался говорить по этому делу».
Так просто, так прозаически инцидент был сдан в пыльные архивы истории. Министр внутренних дел Карл Шурц отказался говорить по этому делу – Карл Шурц, который родился в Германии, сражался во время революции 1848 года, бежал из своей страны, как бежали из нее тысячи немцев и до Шурца и после него, и который не раз видел слово «свобода», горевшее яркими, сияющими буквами на утреннем небе; Карл Шурц, который прибыл в Америку, когда Америка была полна обещаний и надежд, который отстаивал Линкольна, когда тот сделался президентом, и считал его своим другом; Карл Шурц, который отказался от министерского поста в Испании, для того чтобы вернуться и бороться за сохранение федерации, и который видел, как текла кровь в Геттисбурге [17] . И это был тот самый Карл Шурц, который, узнав, что приемная его канцелярии переполнена репортерами, сказал:
17
Сражение при Геттисбурге (3 июня 1863 года) в Пенсильвании, когда армия южан потерпела поражение и отступила. (Примеч. перев.)