Последняя капля терпения
Шрифт:
– Вот мы и снова встретились, – значительно произнес Ларин, глядя известному кинорежиссеру прямо в глаза, и добавил, обращаясь уже к Масудову: – Присядьте, пожалуйста. Разговор может оказаться долгим.
Глобинов слегка побледнел, глаза его забегали. Но хорошо поставленный голос звучал по-прежнему:
– Здравствуйте, узнал-узнал. Только не подумайте, пожалуйста, что эти доллары настоящие. То есть они не поддельные, но это реквизит. Готовимся к съемкам. Эпизод в сценарии такой, с баксами. Ведь правда, Аннушка? Она наш линейный
Баба сориентировалась быстро – оставила лежать деньги как есть, вымолвила:
– Конечно же, реквизит, кто бы сомневался, – и тут же ретировалась за дверь.
Ларин подошел и провернул ключ, торчавший в замке. Поведение режиссера обнадеживало. Раз стал убеждать визитера, что «черный нал», которым он рассчитывается со съемочной группой, – это всего лишь реквизит, – значит, Дугин его в свое время основательно напугал. Значит, за режиссером солидное нарушение законодательства, способное потянуть на тюремный срок.
«Воспринял меня, как представителя правоохранительных органов, пришедшего по его душу. И это хорошо», – подумал Андрей и решил выдержать паузу.
На стене под нервничавшим Глобиновым висела в рамке фотография. На ней действующий президент жал режиссеру руку и благожелательно улыбался в объектив.
– Вы снова должны нам помочь, – напористо произнес Ларин после паузы и добавил: – Вы же понимаете, что это сильно поможет в вашем непростом положении.
Режиссер немного поник. В нем поубавилось самоуверенности. И он уже тоном просителя обратился к Андрею:
– Но мне же обещали, что все будет забыто. Я уже помогал вам, как мог. Она же забрала заявление. Ну почему мне не дают спокойно работать?
– Забрала заявление... – многозначительно проговорил Ларин, вспоминая свою прежнюю службу оперуполномоченным. – Это правда. Но заявление можно подать снова. Вы этого хотите? – подыграл Андрей, уже смутно догадываясь, в чем виноват режиссер, чем давил на него Дугин. – Тогда мы с коллегой поднимаемся и уходим. Пеняйте на себя.
– Да у нее же морда на тридцать лет и сиськи неподъемные! Откуда я мог знать, что ей еще и восемнадцати нет? Она сама ко мне в постель залезла…
Теперь картина для Ларина прояснилась окончательно – режиссеру было чего опасаться.
– Размер сисек юридически ничего не меняет. А статья за растление несовершеннолетних...
– Не напоминайте, – попросил Глобинов.
– Ладно, забудем на время ваших сомнений. Вдобавок я не стану прямо сейчас приглашать понятых, чтобы зафиксировать расчеты с нанятыми сотрудниками черной наличкой, да еще и в иностранной валюте. Как я понял, вы согласны с нашим соглашением? Вы нам помощь, мы забываем обо всем.
– Естественно. Только дайте мне расписку, что это в последний раз.
– Мы расписок не даем, – удивительно к месту вставил молчавший до этого Масудов.
Андрей одобрительно кивнул:
– Итого, у нас две просьбы. – Он многозначительно показал режиссеру два пальца, что можно было истолковать и как знак «виктория». – Первое: вы должны договориться о встрече с этим человеком.
– С кем? – Глобинов проследил взгляд Андрея, смотревшего на фотографию, и понял, о ком идет речь. – Вы с ума сошли! Да, мы несколько раз встречались. Он мне даже руку жал и хвалил мои фильмы. Но не могу же я, простой смертный, назначить ему встречу! Это просто невозможно.
Теперь Ларин рассчитывал грамотно дожать известного режиссера. Человек, не способный выполнить что-то большое, должен легко согласиться на меньшее. Прищурившись, как это делают добрые чекисты в фильмах, Андрей вкрадчиво произнес:
– Жаль. Но встречу хотя бы с одним из его помощников вы сможете организовать? – Это прозвучало, как утверждение.
– Постараюсь, – голос Аркадия Глобинова дрогнул.
Он потянулся руками к своему белому кашне, развязал его и шумно задышал. А Ларин уже тронул руку Масудова.
– С кем из помощников вы знакомы? С кем имеет смысл говорить?
Ахмед Ходжа принялся перечислять фамилии. Глобинов слушал и отрицательно качал головой, хотя по глазам нетрудно было догадаться – он готов сделать все возможное, чтобы от него только отцепились. Наконец режиссер радостно закивал.
– С ним смогу организовать. Если он, конечно, в Москве.
– Постарайтесь.
Глобинов взял телефонную трубку и, не заглядывая в записную книжку, набрал номер.
– ...Да-да, это я... помаленьку... тут предложение у меня одно появилось. Мог бы и лично при случае ввернуть его самому. Не сомневаюсь, что загорится, но лучше, через вас... нет-нет, не телефонный разговор... лучше встретимся в неофициальной обстановке, как всегда… – Режиссер посмотрел на Ларина – мол, когда назначить встречу?
– Сегодня, – одними губами проговорил Андрей.
Решилось на удивление быстро. Руки у режиссера подрагивали, хотя он и сумел отделаться «малой кровью».
– На встречу вместо вас пойдем мы, – сурово предупредил Ларин.
– Я понимаю. Сегодня вечером... вот в этом ресторане, что недалеко от Кремля, – режиссер выцарапал из бумажника дисконтную карту. – Телефон, телефон... вот он, на карточке. Я сейчас закажу столик. Тут и адрес есть.
– Обязательно позвоните.
– Что вы, я не забуду. Ведь такое дело! Только уж за ужин придется заплатить вам, так у нас заведено.
Когда столик был заказан, Ларин без лишних церемоний взял со стола дисконтную карту дорогого ресторана. Режиссер и не подумал возражать.
– Ну что? Теперь ваши проблемы решились? – Мэтр с надеждой заглядывал в глаза Андрею. – И о моем непреднамеренном прегрешении наши доблестные органы наконец-то забудут?
– Как знать, как знать... – дважды повторил Ларин. – Ведь у нас есть и вторая просьба. Я об этом предупреждал с самого начала.
Режиссер напрягся, вены на шее вздулись. Он явно страдал повышенным давлением.