Последняя королева
Шрифт:
– Но он тебя любит. – Я не желала видеть отца с этой стороны, хотя и знала, что мать говорит правду. – Он всегда тебя любил. Каждый это знает.
– Любовь тут ни при чем. Я лишь сомневалась в его способности жить в моей тени. – Она подняла руку. – Но я позвала тебя не затем, чтобы рассказывать о своем прошлом. Время смягчает нас – как и я, твой отец стареет. С другой стороны, твой муж еще молод и, насколько я успела понять, весьма своеволен. Его раздражает слишком низкий, по его мнению, статус – для него это словно гноящаяся рана. Возможно, Филипп не столь легко согласится принять от тебя то, что я смогла дать Фернандо.
Слова ее резанули меня, будто острое лезвие. Я поднесла ладонь
– Какую бы боль он тебе ни причинил, какие бы сомнения ни зародил в твоей душе – их следует отбросить. Мне нужна твоя сила. Она нужна Испании. Страна потребует от тебя всего, что ты можешь дать, Хуана, и даже большего. Ты должна доказать, что сможешь править после моей смерти.
Реальность ближайшего будущего обрушилась на меня тяжким ударом. Я не могла представить Испанию без матери – в моем понимании они были неразрывно связаны, словно дитя с утробой. На мгновение захотелось убежать как можно дальше.
– Мама, нет, – с трудом сдерживая дрожь в голосе, пробормотала я. – Не говори так. Ты просто больна, только и всего. Ты не умрешь.
– Умру, а как же, – сухо усмехнулась она. – С чего ты решила, что я, простое вместилище праха, не отправлюсь туда же, куда и все? Вот почему для нас так важно время, которое еще осталось.
Она отпустила мою руку, и я почувствовала, что силы оставляют ее.
– Услышав о случившемся во Франции, я опасалась худшего. Когда этот архиепископ Безансон впервые явился сюда и начал торговаться, будто в лавке, я сразу же поняла, что представляет собой наставник твоего мужа. Вряд ли союз с Францией меня удивил: дураку понятно, что Безансон готов играть на любой стороне ради собственной выгоды. Но ты, дочь моя, – ты меня удивила. Ты проявила поразительную убежденность и силу перед французским двором, подтвердив свое королевское происхождение. Твой муж, однако, показал, что годится лишь на роль правителя своего мелкого герцогства во Фландрии. Он слаб и слишком легко поддается чужому влиянию. У него характер придворного, а не короля; ему не понять, что выше всех богатств, тщеславия или удовольствий, выше, если потребуется, самой жизни должны стоять интересы короны.
Мне тяжко было это слышать. Недвусмысленные слова матери врезались мне в душу, вызывая безотчетную тревогу.
– Ты его не знаешь, – тихо сказала я. – Да, у него есть свои недостатки, как и у любого другого, но, мама, он не такой уж плохой человек.
– Прежде всего – плохих людей нет. – Она наклонила голову. – Но доброта часто проигрывает тщеславию. И ничто не может изменить того факта, что он решил обручить своего сына и наследника – который станет следующим в очереди на престол после тебя – с дочерью Луи Французского. Не говоря уже о том, что он позволяет командовать собой Безансону, человеку, который недостоин носить мантию священнослужителя. – (Слова матери в очередной раз достигли цели, но я продолжала смотреть ей прямо в глаза.) – Но однажды он станет твоим королем-консортом, как Фернандо стал моим. Мы должны быть уверены, что последнее слово всегда останется за тобой. Правь, как правлю я и как буду продолжать править до последнего вздоха.
Глаза ее вспыхнули, и я вдруг поняла, что она хочет от меня чего-то еще, такого, чего могу добиться только я. Именно потому она и позвала меня, а вовсе не затем, чтобы сделать выговор Филиппу.
– Французская помолвка. Ты хочешь, чтобы я убедила Филиппа ее отменить?
Мать покачала головой:
– Оставь
Меня удивило, насколько она успела узнать моего мужа всего за неделю. Мне понадобились годы, чтобы понять, насколько он зависим от архиепископа, и меня не оставляли размышления о том, как его воспримут на моей родине и как будет выглядеть в угрюмых глазах Кастилии его легкомысленная отвага, казавшаяся мне столь необычной.
– Хорошо, – тихо сказала я. – Что я должна делать?
– Не стану тебе лгать. Впереди ждет нелегкий путь. Многие здесь предпочли бы объявить наследником твоего сына Карла, а тебя – королевой-регентшей до его совершеннолетия. Кортесы, знать, народ не станут доверять королю-чужеземцу. Пока, однако, мы с отцом откладываем собрание кортесов и утверждение каких-либо титулов. Имей в виду – откладывать бесконечно не получится. Но возможность пока остается. – Голос ее стал ниже. – Власть, которую я тебе предлагаю, ставит тебя выше твоего мужа. Ты будешь королевой Кастилии и Арагона, и на твою голову лягут наши объединенные короны. Филипп не должен обладать подобной властью, а ты не должна ее ему давать. Кортесам и знати нужен монарх, которого будут бояться и уважать. Я много лет добивалась расположения первых и подавляла алчность вторых. Вот почему мне нужно знать, готова ли ты к тому, что от тебя требуется. Если нет – все мои попытки уговорить твоего мужа лишены смысла.
Наступила глубокая тишина. Наконец я спросила:
– Думаешь… думаешь, я смогу править как королева?
– Ты моя дочь, – вздохнула мать. – Конечно думаю.
Я потупила взгляд, и внезапно мне захотелось расплакаться.
– С детства ты была самой одаренной, – тихо сказала она. – Ты быстрее всех училась, была самой умной и способной, редко чего-то боялась. Ты в одиночку отправилась бы на войну с маврами, если бы мы тебе позволили, но в момент нашего торжества только ты проявила сочувствие. Даже мой бедный Хуан, да будет земля ему пухом, не был столь силен как телом, так и душой. Но ты должна верить в себя, Хуана. Ты должна верить в то, кем являешься. Лишь тогда ты сможешь стать королевой. И я знаю, что сможешь.
Подняв взгляд, я увидела, как вновь заблестели ее глаза. Впервые в жизни мать раскрыла передо мной свою душу. Важнее всего для нее была судьба Испании, самого драгоценного ее владения. В свое время она отослала меня прочь и всегда требовала слишком многого, но тем не менее верила в меня. Верила, что я могу стать королевой.
Королевой Испании.
У меня закружилась голова. Я не знала, что сказать. Она пристально смотрела на меня, не давая понять, что боится ответа. Наконец я кивнула:
– Да. Я сделаю все, как ты говоришь.
Мать опустилась в кресло, и огонь в ее глазах погас.
– Bien, – прошептала она. – Хорошо. Иди, hija mia. Я устала. Поговорим позже.
Я встала, с трудом сдерживая слезы, и нежно поцеловала ее в лоб.
Лишь выйдя за дверь, я поняла, что, согласившись помочь матери, возможно, поставила себя перед страшным выбором.
В последующие недели мои родители устроили нам поездку по Кастилии. Безансону пришлось принять предложение посетить несколько самых богатых монастырей Испании, наверняка по настоянию родителей, и он с кислой физиономией уехал. Мы же отправились из Толедо в грандиозный, стоявший на краю утеса алькасар в Сеговии, а затем в прекрасный, филигранной работы каменный дворец в Аранхуэсе.