Последняя крепость. Том 2
Шрифт:
В этот момент Эрл поднял голову. Сил для того, чтобы встать, у него не было. Тело еще отказывалось подчиняться.
Сэр Приор мельком глянул на Эрла. И сразу перевел взгляд на придавленно-тихо сидящих генералов. Вспышка гнева прошла так же мгновенно, как и возникла. Смерть сэра Карана успокоила его.
— Так что скажете, доблестные сэры? — осведомился он.
Генералы молчали. Даже сэр Нишон не нашелся сразу, что ответить. Только по-собачьи преданно смотрел на Приора.
— Тот, кто отсюда выйдет, должен говорить правду, — продолжал Приор. — Чистую правду. Вот какую. Пленный гаэлонский король изменил своему слову и, коварно воспользовавшись добротой его величества, отравил своего спасителя. Мы все набросились на подлого
— Сэр Приор! — тут же подхватил догадливый Нишон. — Преемник его величества — сэр Приор! Вы то есть…
— И снова молодец, — усмехнулся в его сторону Приор. — Итак, доблестные сэры?..
— Да будет так, — проговорил один из генералов.
Остальные повторили сказанное им. Сэр Нишон выкрикнул это трижды.
— Хорошо, — вздохнул Приор. Он провел ладонью по лицу и поморщился, заметив на пальцах кровь из рассеченной брови. — Теперь все хорошо. Мы подошли к Дарбиону до наступления суровых холодов и сохранили почти все войско. Дарбион не сможет противостоять нам. Скоро он падет. А падет Дарбион — гибель всего Гаэлона станет всего лишь вопросом времени.
Эрл снова попытался подняться. На этот раз ему удалось вползти грудью на скамью. Но руки его соскользнули, и он опять рухнул на земляной пол шатра. Приор кивнул Нишону. Тот выбежал из шатра. Сэр Приор подошел к Эрлу.
— Тебе снова сохранили жизнь, рыцарь, — сказал он. — Боги свидетели, я не собирался убивать тебя… Я даже… начал видеть тебя своим союзником. Я полагал тебя таким же честным воином, как и я сам. Ты вынес себе приговор, согласившись на позорное соглашение с Орленком. Ты не заслуживаешь уважения, как не заслуживаешь и жизни. Тебя казнят на рассвете — чтобы казнь могли наблюдать все славные ратники великого Марборна. Вид твоей крови должен вселить в них силу гнева.
— Честный воин… — выговорил Эрл еще не вполне послушным языком, — занял бы место короля посредством поединка — у тебя была такая возможность. А ты предпочел трусливо отравить его. Почему?
— Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы задавать вопросы? — помрачнев, проговорил Приор.
— Потому что ты — послушное орудие, — сказал Эрл. — Верно подметил сэр Каран…
И снова в глазах Приора мелькнул испуг — какой мелькает в глазах вора перед разоблачением.
— Свяжите его, — отпрянув, приказал сэр Приор. — И покрепче заткните ему рот. Никому из нас не нужно, чтобы он наболтал лишнего.
Вряд ли кто-то спал этой ночью в Дарбионе. На улицах трещали костры, пылали факелы и большие смоляные светильники на городских стенах — от этого ночь казалась пятнистой, мерцающей, тревожной. Люди бродили по улицам между домами, подолгу останавливаясь у костров, — все больше женщины и старики, сплошь с серыми лицами. Детей почему-то было мало. Люди переговаривались приглушенными голосами, часто оглядываясь и затихая, словно в душе каждого тлела безумная, иррациональная надежда на то, что, быть может, если вести себя тихо, беда пройдет стороной… словно боялись: повысь кто-то голос или засмейся — и их услышат. И то, чего все со страхом ждали, начнется немедленно, прямо сейчас.
Впрочем, немало было и таких, кто горячечной скороговоркой уверял окружающих (а в большей степени самих себя) в том, что все обойдется. Вон, Орленок-то, говорят, ни одного города не разорил. Наоборот, идет по Гаэлону, одаривая каждого встречного-поперечного. Главное — вовремя склониться перед ним. Признать его своим повелителем.
Этим говорунам и верили, и не верили.
Ночь неохотно клонилась к утру, темнота постепенно растворялась в холодном воздухе, а по небу расползались бледно-красные полосы, точно еще невидимое солнце начало уже нагревать небо. Лития в сопровождении генерала Аймана и архимага господина Гархаллокса выехала из дворца. Впереди и позади королевы и ее спутников следовали два небольших отряда конных дворцовых стражников. Следом за замыкающим отрядом поспевали нестройной стайкой тридцать три мальчишки, обряженные в длинные балахоны, подшитые снизу, но с непомерно широкими рукавами. Коротко остриженные головы мальчишек торчали из толстых складок опущенных капюшонов, как птенцы из гнезда. Мальчишки то и дело затевали возню, прыскали смехом, толкались… Невозможно было поверить, что это боевые маги, что это — надежда Дарбиона. Отставая на несколько шагов от мальчишеской стайки, мерно погромыхивал сапогами по мостовой немалый отряд стражников.
Королева ни разу не обернулась с того момента, как процессия выехала из Дарбионского королевского дворца. Но даже и не видя обреченных на заклание детей, она все же слышала их смех, их беспечные крики. И от этого смеха уныло скребло у нее в груди, под кожей, под плотью, под ребрами, в самой глубине…
Но она уже сделала выбор. И отступать было нельзя. Оставалось только крепиться. И не смотреть назад, не оглядываться.
На Ярмарочной площади перед главными Королевскими воротами города выстроились отряды защитников Дарбиона. Здесь их было немногим более двух тысяч: в основном ополченцы из горожан и мужиков окрестных деревень. Очень немногие имели на себе сколько-нибудь приличные доспехи — нагрудники, панцири или шлемы (все, что нашлось в дворцовом арсенале), большинство было облачено в плотные кожаные куртки с редкими металлическими вставками. Отряды, составляющие в общей сложности такое же количество ратников, расположились близ других двенадцати городских ворот. Эти были снаряжены еще хуже.
Завидев Литию, капитаны отдали приказы, и ратники приветствовали свою королеву — вразнобой и как-то испуганно. Многие из ополченцев впервые держали в руках мечи, копья и щиты. Многие впервые видели королеву. Кто-то из ратников от волнения не удержал в руках щит, и щит неожиданно громко зазвенел, ударившись о мощенную крупным камнем землю.
— Вояки… — качнувшись в седле, пробурчал сэр Айман.
Лития посмотрела на него, но ничего не сказала.
Натужно и пронзительно заскрипел ворот. Отрывистое лязганье громадных цепей напомнило королеве собачий лай. Створки ворот, неохотно скрипя, медленно растворились — и в город, на освещенную кострами многолюдную площадь, хлынула извне стылая, подсиненная холодным ветром темнота.
Колыхнулось пламя костров, зашипели искрами поленья. На мгновение на площади стало светлее, но потом — снова темно. Еще темнее, чем было до этого.
В тот момент Лития ощутила ворвавшуюся в Дарбион темноту вполне физически — словно громадного призрачного зверя. Она вздрогнула и непроизвольно сжала крепче поводья.
Должно быть, то, что почувствовала она, почувствовали и все, кто находился на площади. Стало очень тихо. Даже мальчишки-маги притихли.
Ворота не стали открывать полностью. Гулко бухнул опущенный через ров с замерзшей водой узкий мост.
— Вперед, — скомандовала королева.
И процессия двинулась вперед.
За воротами тоже горели костры. И между кострами проворно сновали легко одетые безоружные люди. Их было на первый взгляд — не более пяти-шести сотен человек. «Старшие рекруты, — поняла королева, — два выпуска Училища. Новичков, не закончивших еще обучение, здесь нет… Они остались на Грязном дворе и на хуторах. Продолжать заниматься тем, чем занимались и раньше, — учиться и работать…»
Услышав смех, Лития удивленно вздернула брови. Королева повернулась туда, откуда он доносился. Она увидела рекрута Бараца, знакомого ей по поискам банды Барака Бочки. И рекрут увидел ее, — широко улыбаясь, он вскинул обе руки. А потом оглушительно свистнул.