Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Возвратится ли к ней возлюбленный после новых опасностей? А если судьба дарует ей это счастье, то каким он возвратится? Он, на теле которого столько страшных ран — свидетельств битв.
Глава двадцатая
Мария-Каролина открыла заседание пламенной речью. Путем неслыханных жертв довели войско до шестидесяти пяти тысяч человек. Им командуют опытные офицеры, в бароне Маке мы обрели искушенного главнокомандующего. И теперь отказаться от всего этого? По приказу этих цареубийц, которые, провозглашая с энергией рыночных зазывал свои идеалы,
— Я понимаю, что если мы не покоримся им, будет война. Но чем мы рискуем? Великие державы уже заключили новый союз. Одна только Австрия посылает шестидесятитысячное войско в Верхнюю Италию; за ней следует Россия с огромной армией. Англия шлет деньги, оружие, обмундирование для войска, ее сильная эскадра крейсирует у берегов Италии. А Неаполь хочет отстать от них, спрятаться за пустыми отговорками, навлечь на себя упрек в трусости?
Закончив речь, она бросила гневный взгляд на Фердинанда, который беспокойно ерзал в своем кресле.
— Но я готов послать войска! — выкрикнул он слезливым тоном обруганного ребенка. — Но только не сейчас. Сам кайзер посоветовал мне в собственноручном письме выступить не раньше, чем его войска войдут в Ломбардию!
Нижняя толстая губа Марии-Каролины выдвинулась вперед, придавая ее лицу выражение высокомерного презрения.
— Ваше величество забывает, что события давно уже обогнали это письмо. Когда оно было написано, не было еще битвы при Абу-Кире, Бонапарт со своим сорокатысячным войском не был еще отрезан в Египте от Европы, Шампионне в Риме не был еще так ослаблен отсылкой корпуса на Рейн, что в его распоряжении осталось едва ли двадцать тысяч войска. Что же нам — дожидаться, пока он опять умножит свои силы? Еще никогда военная удача не была так близка к нам, как теперь. Но каждый потерянный день идет на пользу нашим врагам!
— И наши друзья в Папской области просят нас поскорее выступить! — бросил Актон своим высоким голосом. — Если мы будем медлить, их симпатии к Неаполю остынут. Тосканский двор даже полагает, что он пропал уже сейчас.
Фердинанд прикрыл себе уши обеими руками.
— А разве я не пропал, если сделаю то, чего вы хотите? Эти хитрые французы только того и ждут, чтобы я вышел за пределы границы. Они ведь знают, что без флота они со мной ничего не смогут поделать. Караччоло, ты неаполитанец, ты знаешь наш народ! Скажи королеве, можно ли красивыми речами о свободе, равенстве, братстве подвигнуть на измену мне хоть одного нищего лаццаро!
Адмирал герцог Караччоло склонил перед королевой свою седую голову.
— Это так, ваше величество. Если французы посмеют войти в Неаполь, вся страна как один человек поднимется против них.
Мария-Каролина горько поджала губы.
— А заговоры против трона, которые мы раскрывали все эти годы, пока здесь был Латуш-Тревиль?
Тонкая улыбка появилась на лице Караччоло.
— Позволит ваше величество мне сказать открыто? Не ваше величество раскрывало эти мнимые заговоры и не назначенные Неаполем судьи. Это делал Ванни. Честолюбец, пользовавшийся всяким случаем, чтобы выдвинуться. Когда милостью вашего величества процессы попали в настоящий суд, почти все обвиняемые были оправданы. Осталось лишь несколько молодых горячих голов. Болтунов, которых подвел их длинный
Он запнулся, подыскивая подходящее слово.
— Выложи-ка всю правду, как на духу, Франческо! — со смехом крикнул Фердинанд. — Молодые люди практиковались, чтобы не забыть родного языка. Так как здесь вообще говорят только по-немецки и по-английски!
Он с ухмылкой наблюдал действие нанесенного им удара в спину. Но когда сэр Уильям быстро вскочил, чтобы возразить ему, он втянул свою твердолобую голову в плечи, испуганно согнулся, словно опасаясь удара молнии.
— Не говорите ничего, сэр Уильям, не говорите ничего! Я знаю! Я знаю! Мне нельзя уже даже хорошенько пошутить! А ведь шутка была недурна, сэр Уильям? А, что?
Хохоча, он бросился опять в свое кресло. Злорадно подмигнув Марии-Каролине, которая сидела против него с пылающим лицом, сгорая от стыда за его недостойное поведение.
— Во всяком случае, ее величество может быть уверена, — серьезно заключил Караччоло, — что все слухи о заговорах против короля — лживы, придуманы бессовестными людьми, пытавшимися извлечь выгоду из того, что они сеяли недоверие между королевским домом и народом.
Сэр Уильям поднял глаза:
— Вы можете назвать нам имена, господин герцог? Мне во всех отношениях было бы интересно познакомиться поближе с этими почтенными людьми.
Караччоло ответил ему пристальным взглядом:
— Сожалею, ваше превосходительство! Я недостаточно дипломат, чтобы не запутаться на скользких дорожках интриги. Я моряк и как моряк владею лишь одним словом. И я готов поручиться этим словом, а к тому же и моей головой, что ни один неаполитанец не может предать свою родину и свою веру иностранцам!
— А короля, господин герцог? — резко бросила Мария-Каролина. — Готовы вы поручиться своей головой и за безопасность короля? Может быть, лжив и другой слух — что патриоты рассматривают Бурбонов как чужаков, стоящих вне так называемой итальянской отчизны?
Караччоло закусил губу.
— Ваше величество, кто сказал вашему величеству…
Но Фердинанд не дал ему договорить. Ему давно уже надоел этот скучный совет. Испытывая, как всегда, страх перед окончательным решением, он поднялся:
— Ах, оставьте все это! Я знаю моих неаполитанцев. И не боюсь их. Они пройдут сквозь огонь ради меня, лаццарони, горожане, знать, все! Почему я должен первым рисковать своей шкурой? Когда выступит кайзер, выступлю и я. Ни на день раньше. А теперь кончим, не правда ли? Мы заседаем уже достаточно долго. Пойдем со мной, Франческо! Ты ведь любишь собак. Мой друг, маркграф Ансбаха, прислал мне свору собак для охоты на кабанов. Воистину, скажу тебе, роскошные экземпляры. Хочется показать их тебе. Господа, кто желает, присоединяйтесь.
Взяв под руку Караччоло, он собирался уже покинуть зал. Но поймав выразительный взгляд сэра Уильяма, Актон задержал его.
— Я прошу ваше величество уделить нам еще минуту внимания. Как изволит вспомнить его величество, два дворянина, Этторе Руво и лейтенант Фердинандо Априле, неделю назад тайно покинули Неаполь…
Король неохотно остановился.
— Ну и что с того? Руво, очевидно, в своих калабрийских владениях, а Априле — у него, конечно, опять какая-нибудь любовная интрижка! И меня мучат такой ерундой!