Последняя милость
Шрифт:
— Значит, Сиси купила дом в Трех Соснах, чтобы найти свою мать? Но почему именно сейчас? Почему не много лет назад?
— Не думаю, что нам когда-то удастся это узнать наверняка, — сказал Гамаш и сделал небольшой глоток вина. В трубке приглушенно звучала мелодия «Хоккейного вечера в Канаде». В этот субботний вечер Рене-Мари тоже смотрела хоккей. — Томас сегодня явно не в форме, — заметил он.
— Ему нельзя было так далеко выходить из ворот. «Рейнджеры» уже раскусили его тактику.
— У тебя нет никаких соображений по поводу того, почему Сиси внезапно решила
— Ты говорил, что Сиси собиралась встретиться с представителями американской компании по поводу каталога.
— Ты видишь какую-то связь?
— Я подумала, что, возможно, она не хотела связываться с матерью, пока не почувствует, что преуспела в жизни.
Гамаш задумался над словами жены. На экране игроки разыграли шайбу, «Монреаль Канадиенс» пошли в атаку, но почти сразу же потеряли шайбу, и «Рейнджеры» начали стремительную контратаку. Бювуар и Лемье со стоном опустились на диван.
— Американский контракт. — Гамаш кивнул. — И книга. Мы полагаем, что именно из-за нее Эл бросила свое обычное место на автобусной станции и перебралась к «Огилви». Сиси заказала рекламные плакаты. Один из них вывесили на автобусной станции. Должно быть, Эл увидела его и поняла, что Сиси ее дочь. Поэтому она отправилась к «Огилви» в надежде разыскать ее.
— А Сиси искала ее в Трех Соснах, — сказала Рене-Мари. Ей было больно думать о двух искалеченных жизнью женщинах, которые отчаянно пытались найти друг друга.
Гамаш представил себе хрупкую, маленькую фигурку Эл. Представил, как старая, замерзшая женщина шаркающей походкой бредет по обледенелым улицам Монреаля, оставив свое теплое место на решетке подземки, и ее согревает только надежда на встречу с дочерью.
— Бей! Бей! — доносились до него возгласы из другого конца гостиной.
— Он бьет! Он забрасывает шайбу! — завопил комментатор, и хоккейный стадион «Новый Форум» взорвался аплодисментами. Бювуар, Лемье, Габри и Оливье бросились обниматься, пританцовывая от радости.
— Ковальски! — крикнул Бювуар, которому не терпелось поделиться новостью с шефом. — Наконец-то. Три один.
— Чем занималась Сиси в деревне? — спросила Рене-Мари. Она выключила телевизор, чтобы полностью сосредоточиться на разговоре с мужем.
— Ну, она думала, что любая из достаточно пожилых женщин может быть ее матерью, потому расспрашивала их всех.
— А потом нашла свою мать у входа в «Огилви», — сказала Рене-Мари.
— Должно быть, Эл узнала Сиси. Наверное, она подошла к ней, и Сиси не обратила на нее внимания, думая, что это обычная уличная бродяжка. Но Эл не отставала. Она пошла следом за Сиси, возможно, даже окликнула ее по имени. А когда Сиси и после этого продолжала игнорировать ее, решив, что нищенка прочитала ее имя на плакате, Эл в отчаянии распахнула одежду и продемонстрировала кулон на своей груди. Полагаю, что после этого Сиси застыла на месте. Она помнила этот кулон с детства. Его сделала Эмили Лонгпре, и второго такого просто не было.
— И тогда Сиси поняла, что эта женщина ее мать, — тихо произнесла Рене-Мари, пытаясь представить себе эту сцену и то, что в этот момент должна
И вдруг она видит перед собой Эл. Вонючую, пьяную, жалкую нищенку. Свою мать.
Что происходило в этот момент в душе Сиси?
Она совершенно потеряла голову. Рене-Мари догадывалась, что случилось потом. Сиси схватилась за кулон и сорвала его с шеи матери. Затем она сдернула свой длинный шарф, набросила его на шею Эл и начала затягивать все туже и туже.
Она убила свою мать. Чтобы скрыть правду, как она делала это всю свою жизнь. Наверняка все происходило именно так. Другого объяснения происшедшему просто не было. Сиси могла совершить убийство, чтобы спасти потенциальный контракт с американцами, который она могла бы потерять, если бы они узнали, что матерью создательницы Li Bienи Be Calmбыла старая бездомная алкоголичка. Правда, Сиси могла убить и из опасения стать всеобщим посмешищем. Ведь эта сцена разыгралась у порога самого популярного универмага Монреаля накануне Рождества.
Хотя, скорее всего, в тот момент Сиси вообще ни о чем не думала. В своих поступках она руководствовалась инстинктами, так же, как и ее мать. А основным инстинктом Сиси было немедленное избавление от всего, что было ей неприятно, от любых источников раздражения. Она просто вычеркивала их из своей жизни. Как вычеркнула мягкотелого, апатичного мужа и нескладную, замкнутую дочь.
Эл была для нее лишь огромным, зловонным источником раздражения.
Элеонора Аллер погибла от рук своего единственного ребенка.
А потом этот ребенок тоже погиб. Рене-Мари вздохнула. Вся эта история была очень печальной.
— Но если Сиси убила свою мать, — задумчиво сказала она, — то кто убил Сиси?
Гамаш помедлил в нерешительности, а потом рассказал ей кто.
Иветта Николь лежала на кровати в своей комнате на втором этаже гостиницы. Снизу до нее доносились звуки «Хоккейного вечера в Канаде» и азартные выкрики мужчин, собравшихся в гостиной. Ей очень хотелось присоединиться к ним. Обсудить новый контракт Томаса, тренера и его вину в том, что этот сезон оказался таким ужасным, а также то, знали ли руководители клуба в Торонто о травме Паже, когда продавали его «Монреаль Канадиенс».
В ту ночь, когда она ухаживала за заболевшим Бювуаром, Николь что-то почувствовала. И потом, на следующее утро, когда они вместе завтракали. Нет, она не влюбилась в него. Ничего похожего. Скорее, она почувствовала поддержку. И облегчение. Как будто с ее плеч сняли тяжелый груз, который она до этого постоянно несла, даже не подозревая об этом.
А потом был пожар, и по собственной глупости она оказалась в горящем здании. Еще одна причина ненавидеть бестолкового дядю Саула. Это он во всем виноват. Все неприятности в их семье происходили по его вине. Он был гнилью, разъедающей корни их семейного дерева.