Последняя надежда Найта
Шрифт:
Все происходит в мгновение ока, когда Найт снимает с нас одежду, и вскоре я рискую обжечься о ковер, поскольку он управляет моим телом, как ему только вздумается. Всего этого слишком много, и в то же время недостаточно. Я царапаю спину Найта, когда он вонзает свой массивный член в мое горячее лоно, прижимаясь так, что у меня не остается сомнений, что все соседи на моем этаже и этаже ниже все слышат.
Мы потеряли счет времени, занимаясь любовью так, как я никогда бы не смогла себе представить, а когда Найт наклоняется и шепчет мне на ухо слова любви, весь мой мир разлетается на тысячу
— Я тоже тебя люблю, — шепчу, обхватив его шею руками, пока он следует за мной через край, красиво развалившись на мне, пока мы оба не становимся обессиленными. Слезы наворачиваются на глаза, когда мы ложимся, сцепившись в объятиях, и я понимаю, что живу своей самой большой мечтой.
Все эти ночи я наблюдала за мужчиной из окна спальни и желала, чтобы он был моим, и вот он мой. Боже, все, о чем я могу думать, это… Наконец-то.
— Моя, — говорит он, тяжело дыша, прижимаясь губами к моему виску. — Ты застряла со мной на всю оставшуюся жизнь. Навсегда.
«Навсегда» — звучит идеально.
Эпилог
Найт
Четыре года спустя
— Ты же знаешь, мне некомфортно в таком хаосе.
Я опираюсь бедром на дверной косяк и с юмором наблюдаю, как моя милая жена пытается оттереть еду со своей одежды, но это невыполнимая задача, учитывая, что она практически везде. Я сжимаю в руках платье, которое она одолжила, чтобы переодеться, и борюсь со своими низменными потребностями, чтобы не прижать ее к стене ванной и не овладеть ею. Приходится напоминать себе, что мы не у себя дома, и за дверью ванной бегает куча детей.
— Как думаешь, они заметят, если мы задержимся? — Спрашиваю я, пробегая взглядом по идеальному телу моей жены: каждый ее дюйм — чертов шедевр.
— Даже не думай об этом, — ругает она, глядя в зеркало. — Это день рождения твоего сына. Конечно, все заметят, если родители именинника внезапно исчезнут.
Да, было бы ужасно исчезнуть и оставить гостей. Тот факт, что праздник нашего сына проходит вдали от дома, еще больше усложняет для нас возможность улизнуть больше, чем на несколько минут. У нашего трехлетнего сына день рождения на той же неделе, что и у годовалой дочери Приста и Скай, и мы все договорились отпраздновать его вместе в этом году. День шел хорошо, пока один из детей не решил бросить недоеденное пюре в мою жену, единственным преступлением которой была попытка накормить малыша.
Наблюдая за своей женой, я не могу не думать о тех захватывающих и славных четырех годах, которые мы провели вместе.
До Реи я никогда не считал себя семьянином. Я был байкером, родился и вырос в клубе. Большинство мужчин в клубе проживают одну и ту же жизнь. Хотя многие вступили в клуб уже взрослыми, некоторые из нас были воспитаны в клубе холодными бесчувственными мужчинами, которые чаще всего оказывались по ту сторону закона. Они сидели и выходили из тюрьмы, веря в ложное чувство безопасности, что клуб неприкосновенен, именно поэтому их застала врасплох операция с внедрением, которая произошла десять лет назад и привела к тому, что большинство старших членов были арестованы и пожизненно заключены в тюрьму,
Но этого не произошло.
Последние годы показали, что старые учения не прижились. В отличие от наших предшественников, которые были озлобленными стариками, неспособными любить, молодое поколение оказалось другим, в основном потому, что Прист был другим. Он показал нам, что не обязательно быть преступниками или жестокими, чтобы нас уважали. Мы не ангелы, и, конечно, не всегда остаемся на стороне закона, но мы лучше, чем когда-либо были наши отцы. Мы усвоили, что самые опасные люди — это те, у кого есть что или кого защищать.
Теперь в моей жизни есть два дорогих мне человека, ради защиты которых я отдал бы все, и любой, кто посмеет причинить вред моей жене или ребенку, будет молить о смерти, прежде чем я покончу с ними. Я не просто так стал вице-президентом мотоклуба Steel Order.
— Готово.
Голос Реи возвращает меня в настоящее, я оборачиваюсь, когда она поправляет платье. Должно быть, она надела его, когда я был слишком погружен в свои мысли. Я окидываю взглядом ее тело в сарафане, мне хочется сорвать его, прижать жену к раковине и вонзить свой член в ее уютную маленькую киску. Держу пари, что заставлю ее стонать от моего члена максимум через три минуты.
— О нет, не надо!
Моя маленькая жена, должно быть, замечает опасный блеск в моих глазах, потому что поднимает руки, прищурившись, когда я приближаюсь к ней. Она хлопает меня по груди, ее взгляд устремляется на запертую дверь.
— Мы будем действовать тихо и быстро, — хрипло говорю я, наклоняясь и проводя губами по уголку ее рта.
— Пожалуйста, мы оба знаем, что это невозможно.
— Ты мне нужна, — грубо шепчу я, хватая ее за подбородок и наклоняя голову набок, чтобы провести губами по изгибу шеи.
Она стонет мое имя, отстраняясь, чтобы встретиться со мной взглядом, и я читаю голод в ее глазах, но в отличие от моего, пылкого и настойчивого, ее взгляд более сдержан, и я нуждаюсь в ней так же, как и она во мне.
— Найт, мы не можем, не здесь, — шепчет Рея, но уже тянется к моей молнии. Однако прежде чем она успевает вытащить мой член, мы слышим звуки суматохи, происходящей снаружи.
— Блять! — Ругаюсь себе под нос, но родительские инстинкты заставляют нас выбежать из ванной и последовать на шум снаружи. Сначала я ищу своего сына, а затем быстро оцениваю, в чем заключается угроза, и как только убеждаюсь, что ребенок в безопасности, делаю шаг вперед, чтобы выяснить, почему кучка моих братьев собралась у ворот.
Я сдерживаю стон, когда замечаю знакомые фигуры, стоящие за живой стеной людей.
— Я хочу увидеть своих детей, — кричит единственная женщина, которую я когда-либо по-настоящему ненавидел. Каждый год с момента рождения нашего сына, как по часам, появляются мать и отчим Реи, чтобы устроить сцену. Будь она другим человеком, я бы давным-давно всадил ей пулю между глаз, но как бы мы оба ее ни ненавидели, знаю, что Рея не хотела бы, чтобы я убил ее мать.
— Тебе здесь не рады, — холодно говорит Прист. — Уходи.