Последняя неделя лета (Квинт Лициний 2 - вбоквелл)
Шрифт:
– Я люблю тебя мир!
Солнце ласкало глаза даже сквозь закрытые веки. Тома приоткрыла их и, сразу, чуть не ослепнув, опустила их вниз. Ее взгляд скользнул по кустам... А там... за кустами... стоял, пристально глядя на нее, Костя...
Казалось, весь мир остекленел. И, сквозь этот остекленевший и неподвижный мир беззвучно и невидимо прошла трещина. Тома безучастно удивилась, что еще за трещина, которую не слышно и не видно. И вдруг она поняла, что это не трещина, это кто-то кричит. Еще через мгновение она поняла, что кричит она сама. Этот крик разморозил, замерший было мир. Тома почувствовала
Она пробежала мимо, уже вышедшей из воды Яси, тоже визжащей и прикрывающейся ладошками, прыгнула в воду и побежала туда, вглубь, пытаясь скрыться от этого, обжигающего все ее тело чувства стыда.
Остановилась она лишь тогда, когда вода сомкнулась над головой, а нога, пытающаяся нашарить дно, его не обнаружила. Наоборот, что-то холодное, когда она пыталась коснуться дна, схватило ее за ноги и поволокло вбок, под воду, не давая ей вынырнуть и вздохнуть воздух. Тома забила руками и ногами, но, кто-то сильный и неведомый продолжал тянуть ее за ноги вглубь.
Тома закричала, лишаясь последнего воздуха, судорожно вдохнула в себя воду и, последними проблесками сознания, ощутила, как кто-то, не менее сильный и свирепый, ухватил ее за волосы и, на разрыв, стал отнимать ее у хватающего за ноги...
Сознание вернулось как-то сразу. Она висела в оранжевом пространстве и не могла вспомнить, ни кто она, ни где она, ни как сюда попала.
Внезапно кто-то резко и безжалостно нажал ей на грудь, причем так сильно, что она непроизвольно выдохнула воздух. Сразу же за этим чужие губы грубо раздвинули ее губы и вдохнули в нее воздух.
Она, дернулась, отвернула голову в сторону и закашлялась, выплевывая воду.
И тут она вспомнила все. С ужасом ощутила, что лежит голая и мокрая на песке, что возле нее сидит Костя, держится за ее груди и целует в губы. Этого ее психика вынести уже не смогла. Взрыкнув, она резко приподнялась и засандалила, склонившемуся над ней Косте, прямо в ухо, да так, что тот не удержался, на корточках, и улетел в песок.
Дождик лениво накрапывал на нахохлившихся и не желающих идти в укрытие девочек. Костя виновато оглядывался на них, но те не удостаивали взглядом, ни его, ни его команду.
Яхта, не успела коснуться берега, а Яся уже спрыгнула в воду, вышла и приняла на руки, прыгнувшую вслед за ней Тому.
– Больше не смей ко мне подходить! Никогда! Сволочь!
– не оборачиваясь, громко сказала Тома, и девочки побежали в дом.
Пятница, 26 августа 1977 г, вечер
– Да ты понимаешь, что ты могла утонуть!
– Яся безостановочно моталась по комнате и никак не могла остановиться.
Тома недавно проснулась, приняла душ и, теперь, в халате, с замотанными полотенцем мокрыми волосами, сидела истуканчиком на кровати и испугано водила глазами за Ясей
– Да ты понимаешь, что ты уже почти утонула!
– Яся остановилась и зло уставилась на Тому.
– Тебя же пришлось откачивать!
– Ну, зачем, зачем, ты понеслась в глубину, прекрасно зная, что там течение? Тебе жить надоело?
– Он уставился на меня, - Тома опустила глаза.
– Прямо дырку во мне прожег... Подонок!
– Ну, уставился, и уставился, что, из-за этого, без оглядки, в море убегать? Да еще не умея плавать! На меня он тоже уставился, так я же не бросилась в море! А я, в отличие от тебя, плавать умею! О чем ты только думала!
– Яся подошла к креслу и яростно откинулась на спинку. Было заметно, что ее потряхивает, а руки слегка дрожат.
– Что с тобой?
– испугалась Тома.
– Не знаю, - сбавив тон и, как-то вдруг растеряно, и по-детски, сказала Яся.
– Я как проснулась, так сразу представила... представила...
– Меня, с того момента, трясет и трясет, и все никак не отпустит...
Она растерянно посмотрела на Тому, глаза ее расширились и, вдруг, она громко, навзрыд, заревела.
Да, что с тобой?
– закричала Тома.
– Ничего, сейчас пройдет...
– не смотря на эти слова, губы у Яси продолжали трястись. Дай воды...
Она громко застучала зубами, о край, тут же подсунутой ей Томой, кружки.
– Что ты представила?!
– тоже же, чуть не плача, спросила Тома
– Я представила... представила... что ты умерла...
Яся отвернулась, и плечи ее затряслись в беззвучных рыданиях.
Тома, насильно повернула Ясю, взяла обеими руками ее мокрое лицо, которое та старалась увести в сторону, и начала целовать. В закрытые глаза, в губы, в щеки, в лоб, не выбирая.
Целуя она, успокаивающе, шептала ей:
Ну, я же не умерла, ну успокойся Ясенька. Ну, успокойся, пожалуйста. Моя любименькая, моя хорошая, моя самая-самая лучшая. Все же хорошо кончилось. Все живы и здоровы! Ну, перестань! Ну, я же сейчас и сама заплачу, если ты не прекратишь!
Внезапно она отстранилась и, совсем другим тоном, воскликнула:
– Я знаю что делать! Сейчас я тебя вылечу! Нет! Сейчас я нас вылечу!
Она схватила Ясю за руку и потащила за собой.
Распахнув дверь, Тома втащила Ясю в кабинет дяди Вадима. Там, впихнула, застывшую, было, Ясю, в кресло. Сама же открыла сервант, выхватила оттуда бутылку коньяка, коробку конфет, две рюмки. Кинула конфеты на стол, не ставя бутылку на стол, тут же налила полную рюмку и, сразу же, поднесла ее Ясе ко рту.
– А ну давай! За маму, за папу, за новый день рождения твоей лучшей подруги! Давай!
– она не дала Ясе отвертеться, поддерживая ее голову, и не отпустила, пока та не выпила всю рюмку.
Не успела Яся скривиться, как Тома вытащила конфету из коробки и запихала Ясе в рот.
После этого, булькнув коньяк в рюмку, скривившись и выдохнув, решительно забросила коньяк в себя.
Яся, прожевавшись, протянула и взяла со стола бутылку коньяка.
– Ого, армянский, пять звездочек. И конфеты "Рот Фронт". Сразу видно, что мы в кабинете партийного функционера.