Последняя ночь моей убогой жизни
Шрифт:
«Тебе стоит пересмотреть приоритеты, Гермиона» – мысленно ответил ей Хэнк.
– Хватит глазеть под её юбку, Хэнк. Может одно из противоречий где-то поблизости, а ты думаешь только о выпивке и своём пенисе.
– Ребят, я не хочу внутрь, – заныл Дэмиан. – Там, наверное, люди.
– Пойдём, Дэмиан. Я найду тебе место, чтобы ты поспал, – еле сдерживая раздражённость, мило сказала София. – Договорились?
– Уфф… ла-а-а-а-адно, – растянул он.
Так мы и поступили. Внутри была довольно богатая атмосфера – высокие потолки, огромные круглые колонны, позолоченная мебель, будто бы привезённая из
Наши голубки сразу же прошли к барной стойки, и я решил подсесть к ним. София мысленно передала, что присмотрит за Дэмианом и уселась в кресло для гостей, а Дэмиан, издавая стоны в своей причудливой одежде, из-за которой на него странно поглядывали швейцары и уборщицы, пытался найти удобную позу для сна на диване.
– Ну-с? Рассказывайте, – приказным тоном заявила Ира. – Кто такие, откуда будете? – мне почему-то показалось, что в жизни она привыкла получать всё, что захочет.
– Как я уже говорил – я Хэнк, это Алтун, а этот парень похожий на меня – мой брат-близнец Малик.
– Я-то думаю, блин, как же они похожи, – сказала Ирина Юле, всматриваясь по очереди в наши с Хэнком лица, пока я присаживался к ним с натянутой улыбкой.
– Ага. И я старше, – высокомерно произнёс Хэнк. – Этот оболтус опоздал и вышел из нашей мамки чуть позднее. Часы успели перейти полночь, отчего у нас с ним разные дни рождения, – взахлеб врал Хэнк.
– Я и не думала, что у близнецов могут быть разные дни рождения, – практически полностью нарисованные брови Ирины подтверждали её удивление.
– Ещё как могут, – ответил Хэнк. – А где бармен? – он поискал глазами бармена, которого нигде не было видно.
«Хэнк, ты можешь не напиваться?» – спросила София.
В ответ Хэнк повернулся и скорчил рожицу, а девушка закатила глаза.
– А кем вы работаете? – будто заставляя себя вступить в разговор, спросила Юля.
– У меня собственный бизнес, – равнодушно ответил Алтун. – Я занимаюсь экспортом местных продуктов в различные страны. Чаще всего я выступаю связным между компаниями и помогаю им наладить контакт, так что, думаю, меня смело можно назвать успешным коммивояжером. Однако в последнее время я оставляю работу на подчиненных и стараюсь заниматься исключительно филантропией, – он сделал драматическую паузу. – Просто я устал тратиться лишь на самого себя и решил, почему бы не помочь людям, которым в жизни повезло меньше моего?
– Ух ты, – наигранно сказала Ира, сразу же повернувшись к Хэнку. – А вы, Хэнк? Кстати, а почему это у вас не азербайджанское имя?
– Это всё родители. Малика так назвала мама, а меня отец. Ему крайне по душе американская культура, вот он и назвал меня Хэнком, – ухмыльнулся Хэнк. – Работаю я графическим дизайнером, но, если честно, мечтаю стать знаменитым художником комиксов. Хочу придумывать сюжеты, рисовать их и зарабатывать этим на жизнь, – Хэнк был в ударе, хотя последнее действительно было правдой.
– Звучит очень… интересно, – Ира явно не знала, что такое комиксы. – А меня нарисуете? – спросила она. Стандартный вопрос каждого, кто узнавал о том, что я рисую, обычно выводящий меня из себя. Однако на тот момент Хэнку это было на руку, отчего он почти сразу же стряхнул с себя мою раздражённость.
– Я был бы не против, правда… в последнее время я практикуюсь рисовать обнаженные натуры, – улыбнулся он. – Когда человек уязвлён собственной наготой, можно отчетливо увидеть и выразить на листе его истинный дух… сырые, неприкрытые чувства. Не знаю, согласились ли бы вы на нечто подобное, – робко закончил он.
И без того розовые щёки Ирины покраснели ещё гуще, София шутливо засунула в рот палец, имитируя рвоту, а все остальные сделали вид, что ничего не услышали. Ира подсела ближе к Хэнку.
– А вы очень дерзкий молодой человек, – она явно была сражена.
– Нисколько, – отмахнулся Хэнк. – Всего лишь большой любитель живописного искусства, – он имел в виду Ирину, и она это поняла.
– По-моему у меня в номере завалялись парочка бумажек и карандашей…
– Был бы рад показать вам своё мастерство, но не хотели бы вы вначале выпить? – не унимался Хэнк.
– Хотела бы. Давай перейдем на «ты». Официально позволяю, – открыто флиртовала Ирина.
– Как скажешь, Ира, – довольно улыбнулся Хэнк, решив, что дело в шляпе.
– Я в туалет, – тихо сказал я, вставая с места, но никто и не заметил моего ухода.
Узнав у швейцара местонахождение уборной и пытаясь удержать в голове все нужные повороты, я неторопливо шёл, думая о всём том, что мне нужно было сделать перед восходом солнца и о том, что я делал вместо этого. Тут мне стало пофиг, и я вошёл в самый элегантный туалет, который когда-либо видели мои глаза. Чёрные мраморные стены, идущие рука об руку с чёрным унитазом в просторной кабинке с шикарными матовыми дверями выглядели довольно впечатляюще. Уборная была настолько шикарной, что я, будучи всю жизнь довольно бедным, нехотя почувствовал себя не в своей тарелке. Писать, однако, всё равно хотелось.
Сделав дело, я вышел из кабинки и сразу же заметил моющего руки мужчину у огромных зеркал с позолоченными раковинами. Я не слышал, как он вошёл и не знал, был ли он тут до меня. Мужик был довольно хорош собой и, судя по голубым глазам и общему внешнему виду, явно был иностранцем. Стараясь не пялиться, я прошёл к самому крайнему крану. Будучи не особым фанатом общественных туалетов, я начал тщательно мылить руки, частично копируя подопечных доктора Хауса перед очередной операцией.
Заметив моё лихорадочное омовение, мужчина весело хмыкнул. Я решил, что он или пьян, или просто придурок и постарался не встречаться с ним взглядом, однако не удержавшись, в итоге всё же посмотрел на его отражение в зеркале. Не буду врать, он был красив до чертиков.
– Гермафобия? – улыбаясь, неожиданно спросил мужчина на русском языке со странным экзотичным акцентом.
– Что-то вроде того, – ответил я, суша руки.
– Не стоит стыдиться. Мало ли, вдруг какой-нибудь идиот решит поесть супа с летучей мышью и обретет человечество на ещё одну пандемию, – пожал плечами мужик.
– Ага, – ответил я, вежливо улыбаясь чудаку.
Затем он подмигнул мне и вышел из уборной, а я спросил себя, может ли эта ночь стать ещё страннее.
Я вернулся к бару как раз тогда, когда Хэнк и Ирина мысленно снимали друг с друга трусы, легонько дотрагиваясь до пальцев и колен друг друга, тем самым ощущая слабые разряды электричества. Алтун же в это время пускал слюни по Юле, рассказывая ей небылицы о своих путешествиях.