Последняя ночь на Извилистой реке

Ирвинг Джон Уинслоу

— Первая глава, я еще вернусь! До скорой встречи, начальная фраза!

Герой бежал впереди. С наветренной стороны росла кедровая рощица. Туда часто забредали на ночлег олени. Либо пес их спугнул, либо, когда ветер стих, олени ушли сами. Герой разочарованно принюхивался: вероятно, чуял под снегом оленьи кучки. Там, где ночевали олени, снег был заметно притоптан.

— Поздно, дружище. Их уже здесь нет, — сказал писатель приунывшему Герою. — Ушли на Барклай-Айленд или на материк.

Пес принялся кататься по снегу в том месте, где ночевало стадо.

— Герой, это

их не вернет. А если ты еще и вываляешься в оленьем дерьме, мне придется устроить тебе ванну с шампунем.

Вопреки утверждению, что собаки любят воду, Герой ненавидел мыться. Дэнни его особо и не принуждал. В доме на Клуни-драйв собачьим купанием занималась Люпита. Ей нравилось отчитывать пса за его прежние жизненные ошибки. («Ну что, сеньор Мачо, приятно жить без века? А теперь скажи: так ли уж надо было лезть в драку с тем псом?»)

Снега на крышу дедовой хижины намело не меньше трех футов, но писатель и пес лишь мельком взглянули на нее и пошли дальше. Если хижина и раньше считалась «нечистым» местом, теперь ее «нечистость» возросла. Ни Дэнни, ни Герою не хотелось столкнуться здесь с призраком Кетчума. Если старый сплавщик превратился в призрака, лучшего места для обитания, чем эта лачуга, было не найти.

Возле заднего причала снега было почти по пояс. В белой пелене появлялись разрывы, позволявшие видеть материк. Но и эти «окошки» не были ни прозрачными, ни постоянными. Они вдруг возникали и через мгновение исчезали. Дэнни силился разглядеть ангар для снегоходов, своеобразный материковый ориентир. Над тем местом клубилась снежная дымка. Зато ему удалось увидеть ледяную хижину рыбаков-подледников. Оказалось, она устояла на ветру. Но и ледяная хижина мелькнула всего на несколько секунд и растворилась в белизне. Снег продолжал падать. Значит, гостья, отправившаяся на Тернер-Айленд, успеет пройти половину расстояния, прежде чем Дэнни ее увидит.

Что малыш Джо говорил в тот день, когда они ездили на свиное барбекю? «Самолет. Не птичка». Но Дэнни тогда следил за Кэти, а не за небом. И опять-таки Джо заметил парашютиста: «Не летит. Падает!» — крикнул малыш. Вот тогда-то Дэнни впервые и увидел Небесную леди. Она совершала затяжной прыжок. В течение нескольких секунд она действительно падала, а потом раскрылся ее трехцветный парашют. Постепенно Эми становилась все различимее. Сначала наблюдавшие за ней поняли, что к ним спускается женщина. Потом все увидели: женщина спускается к ним совершенно голой. Но лишь когда Дэнни оказался рядом с нею в загоне, среди грязи и свинячьего навоза, — только тогда он увидел, какая это крупная и рослая женщина. И какая крепкая!

Сейчас писатель прищуривался, вглядываясь в снежную пелену, будто ждал, что на горизонте мелькнет самолетик, а в небе, как и почти сорок лет назад, раскроется трехцветный парашют.

Кем бы ни была идущая к нему гостья, она, конечно же, придет одетой. И появится внезапно (как появляются падающие на землю ангелы). Бесполезно всматриваться в снежную пелену. В какой-то момент женщина просто вынырнет оттуда, словно по волшебству. То ее не было, а через мгновение — вот она, уже недалеко от острова, идущая быстрыми, широкими

шагами.

Дэнни лишь забыл, что Герой — охотничий пес и у него имелось одно вполне чуткое ухо и не утративший своей остроты нос. Вначале Герой глухо зарычал. Потом сдавленно тявкнул. Снежная пелена по-прежнему оставалась непроницаемой, но гончак уже почуял их гостью. Герой начал лаять раньше, чем Дэнни заметил приближающуюся фигуру.

— Замолчи, Герой! Не пугай ее.

(Если это Небесная леди, ее ничем не испугаешь.)

Когда Дэнни наконец увидел ее, женщина почти бежала к острову. При таком темпе, да еще с тяжелым рюкзаком за спиной, она наверняка сильно вспотела. Женщина расстегнула парку, а откинутый капюшон болтался за ее широкими плечами. Дэнни увидел ее светлые с рыжиной волосы. Они были чуть длиннее, чем тогда, в день ее прыжка. Писатель понял, почему Люпита и Энди Грант утверждали, что Эми моложе его, и даже заметно моложе. Когда она достигла причала, Герой перестал лаять.

— Дэнни, вы никак собрались подстрелить меня? — спросила Эми.

Писатель, который столько обманывался в своих надеждах, потерял дар речи. Он не мог говорить. Он мог лишь смотреть на нее.

Снег по-прежнему падал, и слезы на щеках Дэнни смешались со снежинками. Возможно, он и не догадывался, что плачет, но Эми увидела его глаза.

— Держитесь! Потерпите еще немного — я сейчас поднимусь. Мчалась сюда, как говорят, во весь опор.

Она скинула рюкзак, оставив его на причале вместе с лыжными палками. Потом сняла снегоступы и начала подниматься по заснеженным скалам вверх.

— Небесная леди, — прошептал Дэнни.

Это все, что он мог сказать. Ему казалось, что он сейчас растворится в пространстве.

— Да, Дэнни, это я, — сказала она, обнимая его и прижимая его лицо к своей груди.

Он беззвучно рыдал.

— О, да вы в худшем состоянии, чем я думала, — сказала Эми. — Но теперь я здесь, теперь вы мой, и вскоре все будет очень даже хорошо.

— Где вы были? — плохо слушающимся языком спросил Дэнни.

— Работала в другом проекте. Даже в двух. Все они оказались напрасной тратой времени. Но я постоянно думала о вас. Многие годы.

Дэнни не возражал стать «проектом» Небесной леди. Должно быть, у нее за эти годы было несколько таких «проектов», явно больше двух. «Ну и что с того?» — подумал писатель. Скоро ему исполнится шестьдесят три. Отнюдь не подарок.

— Ах ты, придурок, — ласково сказала Эми. — Я бы появилась в твоей жизни гораздо раньше, если бы ты ответил на мое письмо.

— Я не видел твоего письма. Отец его выбросил. Он подумал, что ты стриптизерша.

— И ею была. Но это было до прыжков с парашютом. А что, твой отец бывал в Чикаго? — спросила она. — После Чикаго я не выступала в стриптиз-шоу.

Дэнни едва не засмеялся. Он хотел объяснить Эми, почему отец так решил, но увидел, что она внимательно глядит на Героя. Пес подозрительно обнюхивал снегоступы, словно задумал помочиться на них.

— Эй, песик! — крикнула она Герою. — Если только ты задерешь ногу на мои снегоступы, я оторву тебе второе ухо, и твою «брызгалку» тоже!