Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
Всякий раз, когда сплавщик звонил ему из какой-нибудь уличной будки в своем затерянном мире, время останавливалось. Слыша голос Кетчума, двадцатипятилетний Дэниел Бачагалупо вновь ощущал себя двенадцатилетним мальчишкой, который торопливо покидал берега Извилистой.
В ту апрельскую ночь Кетчум действительно ему позвонил. Впоследствии Дэнни признался себе: это не было совпадением. Как всегда, сплавщик звонил за счет вызываемого абонента. Дэнни согласился оплатить звонок.
— Паршивый сезон распутицы, — вместо приветствия произнес Кетчум. — Как
— А ты, смотрю, стал машинисткой, — сказал Дэнни. — С чего вдруг? Мне так нравился твой красивый почерк.
— Это не мой почерк. Все мои письма писала Пам. Так что это почерк Нормы Шесть.
— При чем тут Пам?
— Я не умею писать! — признался Кетчум. — И читать не умею. Норма Шесть читала мне все ваши письма.
Это был сокрушительный момент в его жизни, как потом думал Дэниел Бачагалупо. По силе он был сравним с уходом жены, однако имел более серьезные последствия. Ведь Дэнни изливал Кетчуму душу, раскрывал сердце, писал ему обо всем. А сколько всего успел порассказать Норме Шесть Кетчум. Ведь не сама же она сочиняла ответы! Стало быть, Пам знала все!
— Я думал, мама научила тебя читать, — сказал Дэнни.
— Как видишь, не совсем, — вздохнул Кетчум. — Прости меня, Дэнни.
— Так Пам теперь печатает на машинке?
Дэнни с трудом представлял Норму Шесть, выстукивающую по клавишам. Но в письмах, присланных и ему, и отцу, не было ни одной опечатки.
— Нет, Дэнни, это не она. Я в библиотеке познакомился с женщиной. Она раньше работала учительницей. Это она печатала письма.
— А где Норма Шесть? — спросил молодой писатель.
— В этом-то вся и загвоздка, — снова вздохнул Кетчум. — Норма Шесть от меня ушла. Что мне тебе рассказывать. Сам знаешь, каково это.
Кетчум все знал об уходе Кэти, и говорить тут действительно было не о чем.
— Так Норма Шесть тебя бросила? — все-таки спросил Дэнни.
— Дело даже не в этом, — ответил Кетчум. — Я не удивлен, что она ушла. Меня удивляло, что она так долго продержалась со мной. Странно другое. Знаешь, к кому она ушла? К Ковбою. И вот в этом вся загвоздка.
Дэнни и его отец знали: Карл давно уже не был констеблем в захолустном поселке. (Да и поселка Извилистого тоже не существовало. Его уничтожил пожар, но еще до пожара он превратился в поселок-призрак.) Теперь Карл служил помощником шерифа округа Коос.
— Ты опасаешься, что Норма Шесть обо всем расскажет Ковбою? — напрямую спросил Дэнни.
— Не вдруг, — ответил сплавщик. — Насколько я знаю, у нее нет причин гадить мне или вам с отцом. Мы расстались без скандала, по-доброму. Но с ней такое может случиться, когда Карл хорошенько ее поколотит. А он своих привычек не оставил. Или прогонит ее. Вряд ли он долго вытерпит Норму Шесть. Ты давно ее не видел. Она здорово подурнела.
Дэниел Бачагалупо знал: Кетчум, Норма Шесть и Карл — ровесники. То есть им всем сейчас по пятьдесят. Конечно, при такой жизни Норма Шесть не могла не подурнеть. Дэнни вполне допускал, что Карл может ее выгнать. Он ведь всегда выгонял надоевших
— Объясни мне свои доводы, — попросил Дэнни.
— Если Карл уж очень сильно ее достанет, тогда Пам ему все расскажет. Разве ты сам не понимаешь? — удивился Кетчум. — Это единственный способ ему досадить. Все эти годы он не переставал думать о вас с отцом. И все эти годы Карл считал, что Джейн убил он. Он просто не мог этого вспомнить! Думаю, он свихнулся на воспоминаниях. Представляешь? Он верил, что убил Джейн, но напрочь забыл, как и при каких обстоятельствах.
Будь Ковбой не таким зверем, он бы, глядишь, и обрадовался своей невиновности в гибели Джейн. И будь сама Норма Шесть помягче, возможно, у нее не появилось бы искушения превратить известные ей сведения в оружие. (Конечно, она могла выболтать Карлу правду, случайно или от его рукоприкладства.) Кетчум не верил, что в бывшем шерифе вдруг проснутся человеческие качества, к тому же он хорошо знал, какую жизнь вела Норма Шесть. (Он и сам вел такую жизнь, и в этой жизни не было места сантиментам.) А Ковбой одуревал от попыток вспомнить, и не потому, что верил, будто это он убил Джейн. Карл не испытывал вины, и вовсе не сам факт убийства сводил его с ума. Его мучила невозможность вспомнить сам момент убийства. По мнению Кетчума, бывший констебль наслаждался бы такими воспоминаниями.
Невозможность вспомнить и явилась причиной, заставившей Карла бросить пить. Несколько лет назад, когда Кетчум впервые сообщил Дэнни и повару, что «в округе Коос завелся новый трезвенник», отец и сын громко хохотали. Нет, они даже выли от смеха.
— Стряпуну нужно сваливать из Бостона. Это первое, — продолжал разговор Кетчум. — Второе — ему нужно сменить фамилию дель Пополо. Я ему тоже позвоню, но и ты должен сказать ему, Дэнни. Твой отец не всегда меня слушает.
— Кетчум, ты считаешь, что Пам рано или поздно обязательно все расскажет Карлу?
— Да, Дэнни. Это непременно. А Карл непременно изобьет Норму Шесть до полусмерти.
— Боже мой! — вдруг воскликнул Дэнни. — Слушай, а чем же ты занимался с моей матерью вместо уроков чтения?
— Спроси у отца, Дэнни. Не мое дело тебе это рассказывать.
— Так ты спал с нею?
— Пожалуйста, поговори с отцом.
Дэнни не помнил, чтобы Кетчум когда-либо произносил слово «пожалуйста».
— Мой отец знает, что ты спал с ней? — спросил Дэнни.
— Христозапор! — рявкнул в трубку Кетчум. — А как ты думаешь, с чего твой отец чуть не снес мне половину головы своей проклятой сковородкой?
— Как ты сказал?
— Перебрал я сегодня, — пробормотал Кетчум. — Не слушай моей болтовни.
— А я всегда думал, что это Карл ударил тебя дулом своего кольта.
— Ха-ха! Если бы Ковбой ударил меня своей пушкой, я бы прибил его на месте! — загремел сплавщик.
Слушая его слова, Дэнни понимал: Кетчум не врет. Он бы никому, кроме Доминика, не простил такого удара по голове.