Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
Довольно странно, что повар связывал все свои тревоги с внуком и словно позабыл о другом источнике беспокойства. Время притушило остроту прежних волнений. Шестнадцать лет, как он уехал из Бостона, и двадцать девять с той судьбоносной ночи на реке Извилистой. Доминик дель Пополо (а еще раньше — Бачагалупо) звался теперь Тони Эйнджелом, и злой толстый Ковбой из округа Коос волновал его куда меньше других вещей.
А напрасно. Повару стоило бы помнить о существовании Карла. Кетчум был прав: от Нью-Гэмпшира Вермонта рукой подать. Слишком близко, чтобы успокаиваться. Помощник шерифа, которому исполнилось шестьдесят шесть лет, ушел на пенсию. Теперь времени у него было предостаточно, и он по-прежнему не оставлял мысли найти щуплого хромоногого повара, когда-то
Глава 8. Мертвый пес; вспоминая «Мао»
Минуя «усадьбу» знаменитого писателя (так жители Патни и его отец называли старый фермерский дом и поздние пристройки), Гикори-Ридж-роуд примерно с милю шла вверх. Она тянулась параллельно ручью и в двух местах его пересекала. Эту грунтовую дорогу, ведущую к Вестминстер-Вест, еще называли запасной и боковой. В Вестминстер-Весте жили добрые друзья писателя, а примерно на полпути между «усадьбой» писателя и их домом находился довольно симпатичный фермерский дом, владелица которого обожала лошадей. Дом стоял на холме, и туда вел длинный крутой проезд. В своей «усадьбе» Дэнни устроил плавательный бассейн, который наполнялся водой в мае, а в октябре закрывался на зиму. В теплую погоду писатель обычно звонил своим друзьям в Вестминстер-Вест и сообщал, что выходит на пробежку. Он мог пробежать четыре мили, а мог пять, шесть и даже семь. Все зависело от настроения и мыслей. Когда-то Дэнни скрупулезно подсчитывал расстояние своих пробежек, но сейчас такие мелочи его не занимали.
Сейчас его мысли крутились вокруг дома, куда вела крутая дорожка, и живущей там женщины. Она была старше Дэнни, седовласая, но с телом двадцатипятилетней танцовщицы. Женщину звали Барретт. Несколько лет назад у писателя был с нею непродолжительный роман. Женщина была (и оставалась) незамужней, поэтому никакого скандала их отношения не вызвали. Она обладала вполне уравновешенным характером. Но вблизи ее дома, находившегося в двух милях от «усадьбы», писательское воображение начинало рисовать Дэнни сцену его внезапной гибели от руки Барретт. Роковым местом неизменно был участок, где проезд выходил к дороге. Писатель воображал, как однажды он будет пробегать мимо этого места, а Барретт — съезжать на своей машине вниз. Мотор выключен, рычаг коробки передач на «нейтралке». Машина движется практически бесшумно, и когда колеса заскрипят по гравию грунтовой дороги, будет уже слишком поздно.
«Впечатляющая гибель для литератора», — думал Дэнни, разворачивая мысленную картину. Знаменитый писатель, насмерть сбитый машиной, за рулем которой находилась его бывшая любовница.
То, что Барретт не питала к нему зла и, уж конечно, не лелеяла мыслей убить писателя подобным способом, значения не имело. Мужчин в ее жизни было достаточно, и она не собиралась покушаться на жизнь никого из своих бывших любовников. Едва ли она вообще думала о них. Интересы Барретт были сосредоточены на лошадях и на поддержании себя в превосходной физической форме.
Когда в «Лэтчисе» шел фильм, казавшийся Дэнни интересным, он часто приглашал Барретт съездить с ним в Браттлборо. После кино они обедали в «Авеллино». Любительница лошадей была почти ровесницей повара, и Тони Эйнджел не упускал случая посетовать сыну на этот счет. Сетования продолжались до сих пор, и Дэнни терпеливо напоминал повару, что они с Барретт «просто друзья».
Писатель мог пробежать пять-шесть миль, сохраняя скорость миля за семь минут. Последнюю милю он пробегал почти за шесть. Ему удалось дожить до сорока одного года без телесных травм и прочих нарушений здоровья. Телосложение Дэнни оставалось худощавым: при росте пять футов семь дюймов он весил всего сто сорок пять фунтов. (Его отец был пониже, но из-за хромоты казался еще меньше ростом, чем был на самом деле.) Поскольку на пути к Вестминстер-Весту он периодически встречался с агрессивной собакой, Дэнни брал с собой две спиленные ракетки для сквоша — только рукоятки. Если собака появлялась, Дэнни совал ей в морду одну из рукояток.
Сам писатель в сквош не играл. Любителем этой игры был Армандо де Симоне — его друг из Вестминстер-Веста. Сломанные ракетки он отдавал Дэнни, и тот отпиливал рукоятки. Армандо был лет на десять старше писателя. Он тоже жил в Норт-Энде, но уехал прежде, чем там появились отец и сын Бачагалупо. Как и повар, Армандо любил Бостон и периодически ездил туда за покупками. Он умел готовить, и они с Дэнни любили угощать друг друга едой собственного приготовления. Писатель давно был знаком с четой де Симоне. С Армандо они вместе преподавали английский язык в Уиндемском колледже. После закрытия колледжа де Симоне перешел в частную среднюю школу. Мэри, жена Армандо, работала в промежуточной школе, у нее Джо учился английскому и истории.
Когда Дэнни Эйнджел стал богатым и знаменитым, часть прежних друзей отпала (не по его вине). Но дружба с четой де Симоне сохранилась. Армандо читал в рукописи все романы Дэнни, за исключением первого. Писатель доверял его вкусу и порою показывал наброски эпизодов. Естественно, такими друзьями дорожат.
У себя в Вестминстер-Весте Армандо приспособил старый сарай под корт для сквоша. Он хотел построить и бассейн, а пока они с Мэри плавали в бассейне у Дэнни. Утренние часы Дэнни отдавал писательству. Днем, если не было дождя, он совершал пробежку в Вестминстер-Вест. Обратно де Симоне привозили его на своей машине и оставались поплавать в бассейне. Дэнни готовил им коктейли и приносил прямо в бассейн.
Сам он прекратил пить шестнадцать лет назад — срок достаточный, чтобы держать у себя в доме спиртное и смешивать коктейли для друзей. Дэнни не представлял званый обед или вечеринку без вина (разумеется, для гостей). Его не угнетало, что они выпивали, а он довольствовался минеральной водой или соком. Но когда он только-только завязал с выпивкой, ему было тяжело находиться среди людей, пьющих спиртное.
В свой второй период жизни в Айова-Сити Дэнни уже спокойно смотрел на выпивающих. Это время он вспоминал с удовольствием. Тихие, размеренные годы. Лишь иногда что-то пробуждало в памяти тяжелые эпизоды их совместной жизни с Кэти. В Айова-Сити Джо учился во втором, третьем и четвертом классах. Самое страшное, что тогда могло с ним произойти, ограничивалось падением с велосипеда. Те три года вспоминались Дэнни как благословенное время. Айова-Сити в начале семидесятых был вполне безопасным городом.
Когда они уезжали в Айову, Джо было всего семь лет, а когда вернулись в Вермонт — десять. Наверное, эти три года — самые безопасные в жизни ребенка. Беды раннего детства позади, беды подросткового возраста — еще впереди. И дело скорее в этом. Айова-Сити тут ни при чем. Так думалось писателю, пока он бежал в Вестминстер-Вест.
Детство и то, как оно формирует человека. Если брать шире: как детство оживает потом во взрослой жизни? Таково было направление мыслей (или навязчивых мыслей) писателя Дэнни Эйнджела во время этой пробежки. С двенадцатилетнего возраста он боялся за отца. Тот до сих пор не мог чувствовать себя в полной безопасности. Подобно повару, хотя и по другим причинам, Дэнни в раннем возрасте стал отцом. Фактически он был отцом-одиночкой, даже живя с Кэти. Сейчас, в свои сорок один, Дэнни больше тревожился за Джо, чем за отца.
Возможно, не только гены Кэти Каллахан сделали Джо любителем риска. Любительницей рискнуть была и бабушка парня — эта свободолюбивая, не признающая рамок женщина, играючи погибшая на мартовском льду Извилистой. Но едва ли наследственные черты матери и бабушки целиком повинны в характере Джо. Когда Дэнни смотрел на восемнадцатилетнего сына, он видел себя, каким он был в этом опасном возрасте. Во всем, что они вычитали в романах Дэнни Эйнджела (или прочитали так, как им хотелось), повар и Кетчум так и не увидели целую цепь опасных ситуаций, которые Дэнни сумел обойти. И опасности начались не при его жизни с Кэти, а гораздо раньше.