Последняя охота
Шрифт:
Ноги в шлепанцах отказались ее держать, и девушка безвольно опустилась на асфальт. Обманчивая энергия, согнавшая ее сегодня утром с постели, оказалась лишь иллюзией. Силы таяли, а что делать дальше, девушка не представляла.
«Зато жива! – твердила она сама себе. – Зато никто уже не отравит».
Утешение было слабым – здесь, на задворках какого-то окраинного поселка, где отчего-то нет никого, она, пожалуй, отдаст богу душу еще скорее, чем в больнице. От палящего солнца, от дикой боли в желудке, от распухшего горла, которое, как ей казалось, уже достигло размеров головы, и от прочих неудобств. Может, все-таки стоило остаться в больнице? Тетя бы помогла, выручила, утешила…
Хотя как бы она помогла? Юля же сама, своими ушами ясно слышала разговор медсестер, готовивших ее к операции по изменению этих самых ушей. Впрочем, разговором это назвать было сложно, так как первая медсестра практически сразу же отослала вторую под каким-то благовидным предлогом, а сама принялась за дело, бурча себе под нос, думая, что пациентка спит и ее не слышит:
– Сейчас мы тебе вколем дикаинчику немножко, кубиков пять. И уснешь ты у нас так, что ничего и не почувствуешь!
Юлия слишком поздно осознала, что ее хотят отравить – ведь дикаин для нее безумно опасен! И она не могла это остановить, так как в привязанную руку уже вошла игла. Смертельная жидкость медленно втекала в кровь и дурманящими щупальцами уже начала опутывать мозг.
Произошло чудо, не иначе. Юлия выжила и, когда на следующее утро прокрутила в голове все события предыдущего дня, поняла, что никакой «случайности» в анафилактическом шоке нет – дикаин вкололи намеренно. Зачем? – возникал вопрос. Ответ напрашивался сам собой – только с месяц назад Юлия узнала, что, оказывается, она, словно в мексиканском сериале, стала богачкой. На нее неожиданно свалилась куча денег в виде наследства. Причем, согласно папочкиному завещанию, об этом следовало сообщить любимой доченьке лишь за месяц до ее двадцатидвухлетия.
«Всего-то около месяца знаю о деньгах, а уже сколько всего произошло! – думала Юлия, крепче обхватывая руками острые коленки и прижимаясь к нагретой солнцем стене. – Ну хорошо, допустим, тот взрыв совершенно новой кофеварки, который произошел на прошлой неделе, был случайным. Может быть, авария, в которую я чуть не угодила, переходя дорогу на той же неделе, также была случайной. Но укол дикаина был намеренным. Значит…
Значит, – признала Юлия со вздохом, – причина всему одна – она очень мешает кому-то из родственников, так как лишь в случае ее смерти получают они деньги. – Поскольку выбор кандидатур у нее был не очень большой – всего-то два человека, тетя и дядя, да еще и оба работали в клинике красоты, то у Юлии не осталось сомнений относительно того, что делать дальше. – Бежать из больницы! И бежать как можно скорее! Иначе – смерть!»
Вот она и сбежала. Правда, теперь появились сомнения – а вдруг тетя ни при чем? Дядя-то всегда был сух и черств, как сухарь. Сказывалась, наверное, еврейская кровь, как говорила тетя. За деньги удавится. Даже женился на деньгах. Противная Лариса тоже не вызывала симпатий. Глупая сорокалетняя тетка, преждевременно постаревшая из-за собственной желчности и мерзко заглядывающаяся на молоденьких мальчиков, которые ей в сыновья годятся.
А тетя Лена – она всегда к Юле очень хорошо относилась, правда, несколько отстраненно, словно играла на публику, но даже эта театральная ласка была приятна девочке. Да и подарки вроде компьютера, вручаемые, как правило, при куче свидетелей, умиляющихся «тетушкой», потом никто не отнимал. Баловала она Юлю. Хотя в свете последних событий Юля уже не была уверена в искренности и тетиных чувств.
Ведь недаром же медсестра упомянула про наследство! Значит, ее хотят устранить как нежелательное препятствие на пути к большим деньгам.
Вот только никто не знает, что Юлия сразу же составила завещание, едва узнав о громадной сумме, оставленной ей родителями, и даже не успев это наследство получить. Юрист, к которому она обратилась, долго сомневался, возможно ли составлять завещание на будущие прибыли, но в конце концов согласился. Правда, долго убеждал Юлию не торопиться, не хоронить себя раньше времени. Ведь ей всего двадцать один.
Не шестьдесят же и не сто.
Юлия могла бы ему по существу возразить. Например, сказать про участившиеся случаи непонятных взрывов (та же кофеварка), когда она находится рядом. Машина едва не задавила, сердце последнее время побаливает, хотя вроде здоровая девчонка. Нет, решила Юлия, всегда чутко относившаяся к знакам судьбы и во всем видевшая мистику, видимо, приближается ее срок. Срок, когда она покинет земную юдоль.
Юля с детства писала стихи и когда-то вполне серьезно считала, что умрет молодой, настрадавшись от жизни. Причин было много: и родители, погибшие во цвете лет (не стоило упоминать, что они напились и сгорели по собственной глупости), и горькая жизнь в бедных родственницах (хотя жизнь была не такой уж и горькой, условия были более чем приличные, ей всегда покупали все, что она хотела), и прочие тяготы земного существования.
В принципе, как это ни странно, девушка была лишена страха перед смертью и относилась к этой мысли совершенно спокойно. Однако смерть влечет за собой много казусов юридического характера. Хорошо умирать, когда тебя не держат никакие обязательства. А если на тебя угрожает вот-вот свалиться гигантское наследство в четыреста тысяч евро плюс какие-то там паи? Куда все это денется после смерти?
Деньги всегда были источником неприятностей для Юлии.
Сначала их не хватало, теперь их было слишком много.
Она неприлично богата. Юлия иронично усмехнулась сама себе.
Жила-жила, о смерти, как нормальный поэт, думала, и тут на тебе – денег куча! Четыреста тысяч долларов… То есть евро. Кстати, что дороже – доллар или евро? Юлия в этом совершенно не разбиралась.
Жениха, который отвлек бы девушку от деструктивных мыслей о смерти, тоже не было. А все потому, что она страшная, как смертный грех. Уши торчат, нос как флюгер, и на голове – поле одуванчиков. Красотища, нечего сказать… В общем, романтическая смерть во цвете лет все еще оставалась приоритетом, так что деньгами требовалось срочно распорядиться на благо всем. И Юлия распорядилась. Вот только родственников предупредить об этом не успела – собиралась сделать это после операции.
А жаль, что не предупредила, – сейчас бы дома сидела, в холе и неге. А тут из-за этих проклятых денег валяется на пыльном асфальте где-то на окраине Москвы. И что самое обидное – это при четырехстах тысячах евро! Обалдеть можно от такой суммы и от такой нелепости.
Проезжавшая мимо машина – хотя сказать «проезжавшая» значило бы польстить ей, машина медленно ползла вдоль обочины – остановилась напротив девушки. Пыльное стекло с некоторым скрипом съехало вниз, и из старенькой «Ауди» высунулась бритая мужская голова. Лысина ярко сверкала на солнце.