Последняя охота
Шрифт:
– А отчего умер этот несчастный?
– Сейчас патологоанатом приедет и скажет. Я думаю, что от перелома шейных позвонков. Сам видел, как этот парень летел, ударившись о джип. Повезло еще, что не сгорел.
– Повезло? – скептически переспросила я.
– Нам повезло, – сказал мент. – Иной раз по обгоревшему трупу с трудом определишь, кто погиб: мужчина или женщина. А тут… Полный набор! И отпечатки, и описание… Красота!
– Не думаю, что она спасет мир, – подытожила я.
Тот, к которому всех посылали, то бишь лейтенант Борисов, скоренько опросил
Глупого вопроса, что случилось, он не стал задавать – и так все было видно. Прищурив близорукие глаза, Родион Потапович оглядел полыхающий джип, к которому только-только подъехала бригада пожарников и спешно теперь разворачивала шланги. Вскоре пенные струи стаяли, открыв миру новую форму моего джипа – обгорелый остов. Я отвернулась, чтобы не видеть это чересчур печальное зрелище. Право, в языках огня он даже интереснее смотрелся, чем сейчас…
– Сочувствую, Мария, – потрепал меня по плечу шеф. – Старый добрый «Чероки»… Хорошая была машина.
Мы молча направились к офису.
– Родион Потапыч, а где Беловицкая? – неожиданно спохватилась я. – Я ее не встретила во дворе.
– В кабинете. Она вбежала вся перепуганная почти сразу после аварии. Глаза вытаращенные, кричит что-то вроде: «Меня хотят бить! Меня хотят бить!» – и взвизгивает. Ее кто-нибудь бил? – флегматично осведомился шеф у меня.
– Нет, конечно. Кому взбредет в голову такая дурная идея?
– Значит, нервы, – констатировал шеф. – Я ей налил коньяка, посоветовал успокоиться, но сама понимаешь, что времени у меня было в обрез. Да еще и парень этот со своей взрывчаткой – она как увидела его, опять давай визжать, я думал, оглохну. Как же трудно иногда с бабьем… Короче, она должна быть у меня в каб…
Неожиданно дверь офиса распахнулась, и на улицу выскочил паренек в синей фланелевой рубашке, застегнутой на две или даже одну пуговицу где-то у пупка. Завидев нас, он стремительно бросился в сторону и со скоростью хорошего спринтера понесся в сторону оживленной магистрали. Кроме нас, на него никто не обратил внимания.
– Что за черт! Машка! – одернул меня Родион. – Чего стоишь?
Можно было бы объяснить шефу всю бессмысленность погони, но я предпочла не спорить. Был приказ догонять – значит, надо бежать. Тем более, чем черт не шутит, вдруг действительно догоню? Может, он споткнется и будет там лежать, меня дожидаючись?
Все это я додумывала уже на бегу. Завернув за угол, я помчалась за парнем, который был уже почти в конце квартала. Рубашка билась парусом. Прохожие шарахались в стороны.
Орать: «Стой, падла, стрелять буду!» – не имело смысла, все равно нечем. Да и дыхание можно сбить. Лучше молча догонять убегающего. Львы, например, догоняя жертву, никогда не орут на всю саванну, расписывая в подробностях, как же они будут сейчас есть эту гниду позорную, антилопу гну. Они просто бегут за ней. Молча и красиво, сильными прыжками.
Я прибавила скорость, хотя что-то мне подсказывало, что я вряд ли догоню пацана. Правда,
Парень свернул в арку, я – за ним. Наши шаги гулко отдавались под высоким, исписанным непотребными словами сводом арки. Кроме нас, тут никого не было. Случайно шедшая мимо кошка остановилась на секунду, оценила обстановку и легкой рысцой посеменила в другую сторону. Сосредоточившись, я явственно услышала одышку парня. Он уже начал сдавать. Курить надо меньше.
«Упадешь ты, нет?» – взмолилась я. Бегать по московской жаре не очень-то приятно.
Мои мысли словно трансформировались в реальность, и парень, зацепившись за какую-то коробку, покатился кубарем по земле, остановившись в луже, не просохшей здесь с позавчерашнего дождя.
– Попался, голубчик! – облегченно завопила я, накидываясь на него, как амазонка. Был ли смысл убегать?
– Слушай, не трогай меня, ага? – взмолился парень, стараясь увернуться от моих рук, коими я крепко придавила его к земле. Пришлось пустить в ход колено. – Ты че? Че надо? Я больше не буду, правда! Пока он стенал, я старалась прикинуть, что делать дальше. Прижимать его к асфальту, как сейчас, более не имело смысла. Народ мимо пойдет, что подумает?
Излишнее внимание привлекать не хотелось.
– Ты чего удрал? – спросила я. – Кто тебя освободил? Ты же в наручниках был!
– Никто, никто не освобождал! – залепетал парень. – Я сам. Я ловкий, меня мама научила.
– А тому, что за свои глупости нужно отвечать, тебя мама не научила? – Вопрос был чисто риторический, потому я перешла к сути: – Короче, так! Сейчас ты встаешь. И не вздумай рыпаться, сломаю что-нибудь. Руку там или шею. Но шею – вряд ли, ты нам еще живой нужен. – Парень позеленел, говорила я вполне серьезно. По крайней мере, старалась. – Понял?
– Понял! – смирно кивнул парень, едва не плача.
Конечно, когда я помогала ему подняться, он чуть снова не вырвался – я бы на его месте сделала именно так. Пришлось отвесить неразумному подзатыльник, чтобы понял, кто в доме хозяин. Неожиданно сзади раздался приятный мужской голос, спросивший:
– Помощь нужна?
– Да, пожалуйста, – ответила я, не оборачиваясь. – Подер…
На мою голову обрушился страшный удар, после которого асфальт показался мне не таким уж и твердым. Сквозь искры в глазах и фонтан боли я чувствовала, как из ослабевших рук вырвался парень. Стук убегающих ботинок был последним, что я слышала. Далее была пустота.
– Ой, мама! – Девушка бессильно прислонилась к кирпичной стене, пачкая длинную белую юбку, напоминавшую больничную одежду. В коленях появилась сильная слабость. Желудок, и без того бунтующий, неожиданно скрутило, перед глазами замелькали искры.
– Ой, мамочки! Ой, боже ж мой, помоги!
В вязаном коричнево-зеленом кардигане старушечьего вида, который совершенно не шел к блондинистому облику девушки, со всклокоченными длинными русыми волосами и с безумием в глазах, эту молодую особу легко было принять за пациентку психиатрической больницы, ушедшую в самоволку. И в принципе это было не так уж далеко от истины. Девушка действительно была пациенткой лечебного учреждения. Сбежавшей.