Последняя охота
Шрифт:
Лаура коснулась руки кузена:
– Удо шутит, майор. Никто из нас не ставит себя выше закона. Возьмите еще петуха, он приготовлен во французском вине.
Ньеман медленно кивнул. Ужин был отменный. Помимо петуха, подавали обжигающе горячие сосиски и шпецле под мюнстерским соусом [22] . Заведомо ничего слишком легкого, но все поглощается незаметно, в атмосфере золотисто-коричневого света и сладковатого дымка.
Ньеман последовал совету хозяйки дома – никаких лакеев поблизости,
22
Шпецле – макаронные изделия (тип клецок) под сырным соусом.
«Мисс Веган» спасла положение, сменив тему.
– Есть кое-что, чего я не понимаю, – сказала она, незаметно положив в рот кусочек ржаного хлеба (надо же как-то утолить голод!). – Вам приходится пересекать границу, чтобы организовать псовую охоту…
– И что? – Макс – он был гораздо спокойнее брата – улыбнулся лейтенанту.
– Почему вы не практикуете конную охоту по искусственному следу?
Ньеман удивился неожиданным познаниям Иваны.
– Ландтаг предлагает нам такую альтернативу, – начала объяснять Лаура. – Вместо живой дичи – обманка, напитанная животными запахами…
Удо захохотал. Макс караулил реакцию Иваны, не сводя с нее «двустволку» близко посаженных глаз.
– Все равно что заниматься любовью с резиновой куклой… – спокойно заметил он. – Такое могут придумать только болваны-чиновники.
– Я полагал, у вас есть право голоса… – заметил майор.
– Конечно есть, но плебс всегда в большинстве. Увы…
Полицейский невольно кивнул, подумав: «А этот Макс опаснее брата, почти не пьет и мыслит здраво».
Удо резким движением выкинул руку с бокалом к камину, от которого исходил закручивающийся вокруг собственной оси жар.
– Охота – это кровь!
Кузены захихикали. Их лица, разгоряченные вином и свечами, выглядели загримированными, они напоминали персонажей с картин средневекового художника. Они как будто успели забыть о смерти Юргена. Или сегодняшний языческий пир на вине и крови потому и устроили, что хотят отпраздновать?
– Вас это возбуждает? – спросила Ивана.
Удо откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники и уронил голову на грудь в позе алкаша, намеренного вздремнуть.
– Это я с вами обсуждать не намерен, мадемуазель Недотрога, но прошу вас понять одну вещь: в жилах охотника и дичи течет одинаковая кровь. Она может разгорячиться, эта…
– Черная кровь, – подсказал Ньеман. – Мне это знакомо.
В охотничьей среде часто поминали темное табу, беспримесную дикость, заставляющую человека травить зверя, нажимать на курок, рискуя и собственной жизнью.
– В моем ремесле, – добавил он, – это называют «преступным инстинктом».
Лаура поняла, что жаркого спора можно не опасаться, и спросила:
– В конечном итоге полицейские тоже охотники, я права?
Ньеман насладился очередным глотком «Троллингера» – он выпил ровно столько, чтобы получить удовольствие и не опьянеть.
– Между охотой, которой вы так гордитесь, и нашей ежедневной работой существует огромная разница. Мы сражаемся с убийцами на равных. Иногда они оказываются сильнее, и тогда дичью становимся мы.
– Но выживаете, – подала голос Лаура. – Моему брату не повезло.
Наступила тишина, все вспомнили, какие драматичные события собрали их за столом. Поминальным столом. Минута молчания растянулась до бесконечности, только постреливали дрова в камине и трещали свечи.
«Пожалуй, пора узнать, как обстоит дело с алиби у этих двух дебилов…» – сказал себе Ньеман.
В ответ он получил ухмылки, перемигивания и высокомерные взгляды.
– Что вас так веселит? – поинтересовался он.
Макс выпрямился, помотал головой, его бабье лицо сморщилось в презрительной гримасе.
– Скажем так: мы слегка нарушили правила уик-энда.
– То есть?
– Пригласили к себе молодых… особ, вместо того чтобы лечь пораньше, как велит традиция.
Майор вспомнил, что в досье упомянуто алиби кузенов.
– У вас остались их координаты? – спросил он.
– Конечно. Я даже расценки могу назвать.
Ньеман поднял глаза и заметил на стене герб Гейерсбергов: перекрещенные оленьи рога на золотом поле. «Вот так вот просто… – раздраженно подумал он. – Века войн, политических битв, социальной борьбы, ревностно охраняемых привилегий, чтобы два клоуна могли развлекаться со шлюхами перед травлей оленя в собственном лесу. Да, дарвиновская эволюция щедра на разочарования…»
Графиня исчезла из-за стола (Ньеман даже не заметил, когда это произошло), но тут же вернулась, неся в руках широкое гжельское блюдо.
Вид этой женщины в узком, как лайковая перчатка, платье, и смешных кухонных рукавицах-прихватках растрогал Ньемана до слез.
– Домашний штрудель! – объявила она торжественным тоном. Макс разлил по бокалам вино.
Странные поминки… Ньеману показалось, что он погрузился в озеро огненной лавы, им овладела эйфория от близости этой удивительной женщины, но…
В это мгновение Удо спикировал носом в тарелку, Макс не успел подхватить брата, и локоны красавца-наследника погрузились в шпецле и мюнстерский соус.
Макс с Лаурой и хотели рассмеяться, но уж больно жалкое было зрелище. Ньеман перехватил взгляд графини на Ивану – та смотрела на пьяного засранца с невыразимой гадливостью.
Лицо Лауры совершенно переменилось, стало неприятно жестким, взгляд выражал презрение. В мгновение ока сыщик «считал» всю ненависть аристократки к женщине «из низов», к простонародью, к согражданам без знатных предков и гербов, которые придают человеку достоинство. Якобы придают…
14