Последняя побудка
Шрифт:
Скажи, черномазый, видал ты, Как по дороге впопыхах Хозяин драпает усатый, Побрал его бы прах?
Удрал хозяин, хей-хо! А негр остался, хо-хей! Наверно, близко царство Божье, И наступает Юбилей.
И действительно, тот год оказался счастливым для негров, так же как для хохочущих ветеранов Шермана марш этот был чем-то вроде пикника. От фланга до фланга на протяжении шестидесяти миль поднимались столбы дыма: наступающая армия все разрушала. Склады, мосты, сараи, мастерские, депо и фабрики были сожжены. Не пощадили даже домов, особенно старались “обормоты”: дезертиры, сорвиголовы и мародеры с Севера и Юга, которые участвовали в марше ради добычи. Эти люди заставляли стариков и беспомощных женщин
Их ферма была посреди штата, как раз на линии наступления, хотя они узнали о нем слишком поздно. Однажды утром в сарае оказались грабители. Отец попытался остановить их, и они застрелили его. Мать бросилась к нему, и ее тоже застрелили. Они изнасиловали его сестру, убили ее, зарубили саблей брата, забрали лошадей и свиней, застрелили собаку, сожгли сарай, дом и ускакали, таща за собой повозку, полную еды и зерна. Календар, самый младший, тринадцатилетний мальчишка, видел все это с верхнего этажа дома. Он спал, когда все началось, и, проснувшись, вскочил, выглянул из окна спальни и как раз увидел, как падает отец, а потом мать.
Календар стал спускаться по лестнице и заметил, как сестра отбивается от двух солдат. Еще один солдат, поднимаясь по лестнице вверх, оглушил его прикладом. Он очнулся среди дыма и пламени, спотыкаясь, сошел с лестницы на крыльцо, вспомнил о сестре, вернулся в дом и увидел, что она лежит на диване, платье задрано на шею, разорвано белье, на груди кровавое пятно, а рядом на полу лежал изрубленный саблей брат, и пламя уже подбиралось к нему. Календар, кашляя, двинулся к ним, но огонь заставил его отпрянуть; обрушилась балка, потом еще одна, загородив проход. Он попробовал пройти с другой стороны, но там огонь бушевал еще сильнее, балки падали одна за другой, одежда на нем загорелась, он уже не видел брата и сестры, перед ним была сплошная стена огня. Календар рванулся назад, сдирая с себя горящую одежду, вывалился в дверь и покатился по земле. Шея и голова болели, у него загорелись волосы, и он стал колотить себя по голове. Потом огонь погас, а он лежал в траве, сжимая руками голову; от него пахло паленым; а огонь ревел все громче, его то и дело обдавало жаром. Затем Календар прополз несколько дюймов, потом еще. Но жар продолжал жечь его. Он схватил тела отца и матери и потащил их; у ворот он остановился. Там он упал на землю и лежал довольно долго.
Календар знал, что они мертвы. Не было никаких сомнений: глаза остекленело смотрели в небо. Он лежал и глядел на них. Потом он встал и увидел, что сарай обвалился. Дом догорел почти дотла. Календар стоял и смотрел, как рухнула крыша, потом одна стена. Перед глазами у него все поплыло, он почувствовал, как что-то теплое и мокрое стекает по его лицу: он плакал. Он обернулся в поисках кого-нибудь, кому можно отомстить. Никого не было. Календар с трудом добрался до сарая и увидел, что все ящики с кормом для скота опустошены, что нет ни повозки, ни телеги. Он снова заковылял к воротам, собираясь догнать грабителей, и вдруг сообразил, что он гол и бос.
Календар посмотрел на мать и отца, лежавших у забора, к которому он их подтащил, и направился к ним; тем временем рухнули три стены дома. Он похоронил родителей. Потом огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы надеть, схватил одежду, которую снял с отца, надел, закатал штаны, подтянул пояс, подвернул рукава, натянул на ноги носки, в башмаки напихал листьев и обулся, бросил взгляд на могилы, на дымящиеся развалины дома, и двинулся в путь.
Глава 47
Это заняло довольно много времени. Поначалу Календар даже не соображал, что делает. Он думал, что если поторопится, то может догнать грабителей. Потом до него дошло, что даже если он и догонит их, то не сможет ничего сделать. Мальчишка против полудюжины мужчин. Во всяком случае, он видел троих в доме и еще троих во дворе. Их могло быть и больше. Когда Календар мельком взглянул в окно, то видел солдата на лестнице и тех двоих, что боролись с его сестрой. Еще один подходил к нему — темный, грязный, всклокоченный. Он не был даже уверен, что сможет их узнать. Но уж повозку с телегой-то Календар ни с чем не спутает, он же хорошо помнит их. Он будет искать повозку и телегу и убьет тех, кто окажется рядом с ними.
Но сделает это не сразу, и так, чтобы не подвергать себя опасности. И к тому же он хотел добраться до них всех, так что он подождет немного, а когда найдет их, сделает все, чтобы прикончить всех по одному. Может быть, он подловит их, когда они спят, и прирежет или пристрелит всех до одного.
За сестру. За брата. За мать и отца. За сарай и дом. Но прежде всего за себя. Пройдя пять миль по дороге, он увидел телегу, застрявшую в канаве. Этого следовало ожидать. У телеги было плохо прилажено колесо, и отец ездил на ней очень медленно. Он собирался починить колесо, но теперь уже не починит.
Он все быстрее шел по дороге. Листья в его ботинках превратились в месиво, он сильно натер ноги и стал хромать, но все равно ускорил шаг. Календар почувствовал, что ноги начали ныть. Но он продолжал идти.
Потом он сообразил, что если будет шагать в таком темпе, то ноги скоро разболятся. Лучше попасть туда позже, чем не попасть вовсе. Календар снял ботинки и, держа в руке носки, пошел по мягкой траве на обочине дороги. И правильно сделал, потому что через пять минут он услышал конский топот и едва успел спрятаться, как мимо проскакала группа солдат союзной армии. Насколько он понял, это были не те солдаты. Но какая разница? Он увидел, что к их седлам приторочены полные мешки, одежда забрызгана кровью. Он выругался и двинулся за ними.
А потом Календар набрел на них: сначала услышал шум, но не мог понять, что это такое. Чем ближе он подходил, отдельный гвалт становился все громче и громче. Оказалось, что там были люди, лошади, свиньи, утки, индейки и цыплята, и все галдели одновременно и оглушительно, издавая всевозможные звуки. Он поднялся на холмик, посмотрел вниз и увидел нескончаемый поток людей и лошадей, скота, повозок, тянувшийся далеко-далеко; Календар видел, как они двигались, одетые в синюю, белую, коричневую форму, но в основном в синюю. Над ними клубилась пыль, приглушая звуки, а солдаты двигались кто верхом, кто пешком. Казалось, их десятки тысяч, может быть, пятьдесят, шестьдесят тысяч… Они шли, сметая все на своем пути, как полчища саранчи. Он понял, что никогда не найдет тех, кого ищет. Но он попытается. Вдруг ему повезет. Хотя он знал, что не сможет найти их.
Все равно Календар продолжал идти. Он шел и шел следом за ними. Он нашел пару брошенных ботинок. Непонятно, зачем их украли, но главное, что они оказались ему почти по ноге, только чуть-чуть великоваты. Он обмотал ноги вместо портянок какими-то тряпками, надел ботинки — так они стали впору — и снова двинулся вперед. Он подобрал солдатскую шапку, которую сдул ветер, и надел ее, чтобы солнце не пекло голову. Потом он нашел мешок с едой. Они, видимо, награбили столько, что и не заметили, как потеряли его.