Последняя побудка
Шрифт:
Эти войска были частью так называемой Дивизии Миссури, во главе которой стоял Шеридан, а он, в свою очередь, подчинялся Шерману. Оба были генералами союзных войск в гражданскую войну, чьи имена стали синонимами террора — первый сеял его в долине Шенандоа в Виргинии, а второй на юго-восточном пути через Джорджию. Но все равно они не сразу додумались применить такую же тактику против индейцев. Однако налеты становились все более жестокими, а привычная тактика явно не работала в здешних условиях, и они наконец приняли решение не дожидаться, пока индейцы нападут снова, а выступить и самим напасть на индейцев, выслав маленькие отряды из пятидесяти легко вооруженных, быстро передвигающихся людей, целью которых было выследить индейцев и принудить их к сражению. В тот день, шестнадцатого сентября 1868 года, одна из групп
Они уже несколько дней выискивали следы. Сначала попадались редкие колеи, оброненные вещи или кострища, потом следы стали появляться все чаще, затем их стало намного больше. После полудня им уже не надо было специально искать их. Трава впереди была примята и затоптана справа налево на протяжении двухсот ярдов.
— Похоже, — сказал один разведчик, — тут прошли люди из нескольких поселков.
Командовал отрядом майор Джордж А. Форсит. Он был бригадным генералом союзной армии у Шеридана, но после гражданской войны его понизили до майора, а армию расформировали. Он понимал, что, если сейчас не выдвинуться, шансов получить более высокий чин больше не будет, и вел себя соответственно. Обеспокоенный предполагаемым количеством индейцев, один из разведчиков предложил повернуть назад.
— Вы шли в армию, чтобы драться с индейцами или нет? — рявкнул майор и приказал колонне двигаться вперед.
Но он не был ни глупым, ни самонадеянным. Он знал свое дело и принял все предосторожности, выслав вперед дозорных, чтобы осмотреть дорогу; солдаты тем не менее чувствовали тревогу. Долина тянулась и тянулась, след вел их вперед. Он подождал, пока вернулись разведчики. Потом, взглянув на заходящее солнце, он принял решение, повел колонну к реке и они разбили лагерь.
Календару всегда казалось забавным, что он оказался в этом отряде благодаря самому высшему командованию — генералу Шерману. После Саванны он остался в армии Шермана не столько для того, чтобы разыскать людей, убивших его семью, хотя он продолжал надеяться на это, сколько из обычного здравого смысла. Южане проигрывали. Сомнений в этом не было. То, что делал Шерман в Джорджии, а Шеридан в Виргинии, ясно показывало, что если Юг будет продолжать сражаться, Север не просто разгромит его, а уничтожит, сотрет с лица земли. От Конфедерации только и осталось, что Вирджиния и обе Каролины. Шерман двигался по направлению к Каролинам. Грант и Шеридан прикрывали генерала Ли с флангов в Виргинии. Меньше всего мальчику-южанину хотелось бы оказаться в одиночестве или в армии южан, особенно такому мальчику, как он, верному только своей семье и дому, а не государству или Югу. Так или иначе, его семья не имела рабов, и если бы победители не трогали его и его домашних, ему было бы все равно, кто выиграет войну.
Календар выбрал северян, разыгрывая теперь роль беззащитного сиротки, взывая к чувству вины, хотя и не рассказывал подробностей о гибели его семьи, так как боялся, что ему не поверят. В основном он держался Райерсона, ходил за ним всюду, отчасти потому, что больше никто ему так не сочувствовал, а отчасти потому, что с самого начала рассказал ему, какой он одинокий, и сделал, как он считал, взаимовыгодное предложение. Если офицер будет заботиться о нем, он, в свою очередь, будет помогать офицеру, делать для него все, что тому нужно: чистить сбрую, бегать на посылках, служить кем-то вроде ординарца. С любой точки зрения, это было и удобно, и нужно. Так и пошло. Через некоторое время они привыкли друг к другу. Майор занимался с ним, чтобы он избавился от южного акцента, давал ему читать книги, учил, как разговаривать в разных случаях, — например, выражение “взаимовыгодное предложение” принадлежало не Календару, а Райерсону, но тот быстро усвоил его, так же как и многие другие. (Отсюда и пошла его речь — смесь жаргона с литературным языком, на которой он и говорил с Прентисом.) Мальчишка был рад порисоваться, а майор охотно поощрял его. К началу весны его Положение стало надежным. Более того, он вел себя как северянин и говорил соответственно. Солдаты и забыли, как он среди них оказался. С ними Календар чувствовал себя в безопасности.
Потом, 9 апреля, в вербное воскресенье, Ли сдался. Война окончилась. Армия еще несколько месяцев просуществовала, а затем начала распадаться. “Мы едем домой”, — говорили солдаты. К сожалению, мальчику было
Он кивнул мальчику, и у того замерло сердце, когда офицер подошел к лошади, которую он так часто для него седлал. Когда он садился на лошадь, мальчик стоял рядом и смотрел на него.
— Так куда же ты пойдешь? — спросил майор, опуская ружье и саблю в ножны.
— Не знаю, — ответил мальчик, пожав плечами. Он решил не подавать виду, что расстроен отъездом майора.
— Может быть, поедешь со мной? — Он сказал это так непринужденно, что мальчик даже подумал, не ослышался ли он. Потом сердце у него подпрыгнуло, он почувствовал жар внутри и изо всех сил постарался сдержать свои чувства; Он снова пожал плечами и спросил:
— А куда?
— Я еще сам не знаю. Может быть, на запад. Одно ясно. Здесь делать нечего.
— А я думал, у вас семья в Нью-Йорке.
— Да, — ответил майор, глядя на него и медленно покачиваясь в седле. — Но я думаю, они обойдутся без меня. У меня же там не жена, а только сестра и ее дети. Мужа она потеряла на войне. Я думал вернуться и помочь ей, но мне кажется, я уже столько делал для других, что пора позаботиться и о себе. Ну, так что скажешь?
— Я думаю.
— Не очень-то долго думай, а то уеду, а ты останешься.
— А далеко на запад?
— Ты когда-нибудь видел Миссисипи? Он покачал головой.
— Ну, наверное, отправимся вниз по реке. Там найдем какую-нибудь землю. Тебя это не устраивает?
— А почему вы только сейчас меня об этом спросили?
— А я не был уверен, что хочу, чтобы ты остался со мной. А теперь уверен.
Мальчик взглянул на него и на миг задумался.
— Мне понадобится лошадь.
— Я тебе достану.
— Еще нужно другую одежду, может быть, ружье.
— Я найду.
— Зачем?
— Если бы я знал, то знал бы и почему так долго не звал тебя с собой. Так едешь или нет?
— Еду.
— Тогда порядок. — Майор протянул ему руку. Мальчик сначала не понял, что это означает. Потом до него дошло, и они обменялись рукопожатием. Сердце у него заколотилось еще отчаяннее, хотя он изо всех сил старался не подавать виду. Все равно он не смог сдержать такой широкой улыбки, что даже заболели глаза. Райерсон сидел в седле и тоже улыбался. Мальчик видел его как-то расплывчато: глаза затуманились, щеки стали мокрыми, во рту солоно. У него перехватило дыхание. В горле стоял ком, а большая рука осторожно сжимала его руку; в первый раз после гибели его семьи он стоял, глядя на майора, и плакал.
Они нашли землю, много земли, отправившись на северо-запад от Каролин через Теннесси и Кентукки, к Миссури и Сент-Луису. Они пересекли Миссисипи. Она была не такой, как он ожидал, не очень широкой и не слишком бурной, как было написано в книгах. Ему сказали, что такая она на юге, именно поэтому они и отправились этим путем, а не прямо на запад. И еще они хотели по возможности избежать последствий войны. Поначалу по пути встречались сожженные фермы и вытоптанные поля. Солдаты, теперь уже в рабочей одежде, шли по дороге. Иногда северяне с южанами вступали в рукопашную схватку. Но чаще всего они просто пялились друг на друга, переругивались, а потом, приосанившись, шли в разные стороны.