Последняя роль неудачника
Шрифт:
— Ее? Утвердили? Откуда мне знать?!
— Значит, в последнее время у вас точно не было с ней никаких контактов? Она не звонила? Вы с ней не связывались?
— Я? С ней?
— Хорошо, последний вопрос: вы случайно не в курсе, какое актерское агентство проводило кастинг на этот фильм Тони Палмера?
— Маришка! — Налетов снова заорал в толпу. — Как эта лондонская хрень? Ай-си-чего?
— Ай-си-эм вроде! — откликнулась раскрасневшаяся от спиртного очень симпатичная девица. — А что?
Менеджер не удостоил ее ответом.
— Вот, вроде Ай-си-эм. Баба от них на показ приходила, а потом Альбинка сказала, что ей сделали шикарное предложение. А вообще, кончайте вы напрягаться, пошли лучше выпьем!
— Сейчас, — пообещал Гордеев, — только еще одно: вам говорит о чем-нибудь фамилия Финкельштейн?
— Финкель-кто?!
— Финкельштейн.
— Отродясь ничего подобного не слышал. Где вы слов-то таких набрались, а?
Пить с менеджером Гордеев, конечно, не стал. А полученную информацию зафиксировал и отложил до лучших времен. Немедленных дивидендов из нее получить было нельзя. Если даже Артемьеву утвердили на роль в фильме, то совсем не факт, что съемки уже начались, кинопроизводство — процесс долгий. И совершенно не обязательно съемки будут в Лондоне, из чего следовало бы, допустим, что и Альбина там.
И еще рассказ Налетова (точнее, информация, изъятая из него нечеловеческими усилиями) не противоречил предположению о том, что Финкельштейн — русский адвокат, практикующий в Москве.
Ну и что дальше, спрашивается?
Моя бы воля, подумал Гордеев с неожиданной злостью, посадил бы всех адвокатов на цепь или заставлял являться к вечерней поверке.
Материальное воплощение виртуальной юридической консультации оказалось приятной дамой, заслуженным юристом с двадцатилетним стажем. Раньше Гордеев знаком с ней не был, и она о нем тоже как будто не слышала — все-таки в Москве очень много юристов.
Лицо ее вполне внушало доверие, и Гордеев оформил заказ на срочное определение установочных данных на всех адвокатов Финкельштейнов. В первую очередь практикующих в России и СНГ. А если таковых не окажется, то и зарубежных. Онлайновая дама не проявила ни малейших признаков любопытства, и Гордееву даже не пришлось озвучивать придуманную заранее псевдоквазию о причинах своего интереса к Финкельштейнам. Он заплатил аванс — 254 у. е. в рублях по курсу Центробанка и отбыл с заверениями, что увидит результаты буквально через день-два.
Далее по плану было юридическое бюро Фильштейна. Сия контора располагалась на Остоженке. Поскольку Гордеев явился без предварительной записи, ему пришлось полчаса мариноваться в шикарной приемной среди бесчисленных пальм и живописных фонтанчиков. Он листал богато иллюстрированный «Космополитен» и вынужден был слушать разговор двух эффектных дамочек предклимактерического возраста. Одна озабоченно рассказывала другой кошмарные истории из жизни своих подруг.
— …Представляешь, я вместе с ней была в суде… а суд затеял этот подлец!.. Конечно, у него деньги, адвокат и пять разводов за плечами… а у нее ничего: ни денег, ни связей… и этот подлец судья выслушал только подлеца мужа и приговорил, что она в семьдесят два часа должна вместе с ребенком покинуть дом и имеет право взять только носильные вещи… а ей и идти было некуда, и квартиру снять не на что…
Рассказывалось все по большому секрету свистящим шепотом. Гордееву и секретарше приходилось делать вид, что им ничего не слышно, хотя слышно было все до последнего слова.
— …а Стелла со своим прожила месяц, теперь разводится уже третий год… У них в Израиле развод — просто какая-то катастрофа… если еще обычный гражданский брак, так можно как-то побыстрее, а если, не дай бог, женились по еврейской традиции, тогда ужас!.. Раввины их мирили, имущество делили… каждое примирение — сто пятьдесят долларов, а примирений, если есть общая квартира, как минимум три с интервалами в три месяца. Потом только может быть развод. А если не примирились насчет имущества, тогда новые разбирательства у адвоката через Высший суд, ужас, ужас!.. А тянется все бесконечно… Ее подлец не хотел давать развод в раввинате, его даже посадили в тюрьму. Он отсидел и все равно отказался… И, представляешь, ей пришлось…
Чем закончилась эта душещипательная история, Гордееву узнать, к счастью, не довелось, приглашать дам в кабинет вышел сам господин Фильштейн — солидный, в меру упитанный субъект лет сорока с проникновенным взглядом и безукоризненными манерами. О чем шла речь в кабинете, Гордеев, конечно, знать не мог, но выпорхнули дамочки абсолютно счастливые, а от былой озабоченности не осталось и следа.
Дальше была его очередь, и Гордеев вошел в кабинет.
— Мне нужен адвокат. Речь идет о разводе, и очень важно, чтобы мои интересы представлял уважаемый и опытный юрист. — Гордеев во второй раз произносил эту речь. На первые две фразы реакция у Фильштейна была вполне предсказуемая: он делал умное лицо, понимающе кивал, придвигал пепельницу, избегал смотреть в глаза посетителю, чтобы дать ему возможность собраться с мыслями, и наконец нажал кнопку селектора и попросил секретаря принести две чашечки кофе.
— Вас мне порекомендовала моя хорошая знакомая, Альбина Артемьева. Она очень хорошо о вас отзывалась…
Гордеев с большой долей вероятности мог предположить, как пройдет разговор. Фильштейн после упоминания Артемьевой уточнит, та ли это Артемьева, которая супермодель, и скромно заявит, что лично с ней никогда не работал, но зато он вел несколько богемных разводов и поэтому его имя действительно может быть известно в этих кругах. После чего они поговорят о светской тусовке, Гордеев возьмет прайс и откланяется, пообещав подумать и вскоре позвонить.
На деле же все вышло не так.
Едва услышав имя Артемьевой, Фильштейн тут же напрягся. На взгляд Гордеева, это было как-то малопрофессионально. Гордеев взялся дожимать, проверяя на всякий пожарный, не было ли это напряжение вызвано каким-нибудь желудочным спазмом. Сказал, что Артемьева хоть сейчас и в Лондоне, но специально позвонила, убеждала воспользоваться именно услугами адвокатского бюро господина Фильштейна, потому что она сама разводится и понимает, как важно в такой ситуации иметь надежный тыл…
Адвокат усиленно делал вид, что все нормально, но по интенсивному потоотделению и конвульсивному подергиванию уголка рта Гордеев понял, что совсем даже не нормально. Потом Фильштейн сказал, что у него сейчас, к сожалению, огромное количество клиентов и что если дело терпит, то, может быть, через месяц, например, можно будет вернуться к этому разговору, а пока он очень сожалеет, но… и т. д. и т. п.
— Через месяц?!
— Да, боюсь, никак не раньше…
Гордеев ярко сыграл разочарование, подосадовал, что дело совсем даже не терпит, и в конце концов ретировался. В кармане у него был диктофон, на который он записал голос адвоката, и теперь его нужно было прокрутить Артемьеву. Возможно, Фильштейн и есть тот человек, которого они искали.