Последняя роза
Шрифт:
– Где это письмо?
– спросил Фаулер.
Альма захлопала ресницами.
– Не знаю. Наверное, среди её бумаг возле кровати.
Фаулер достал книжечку и сверился с описью вещей.
– Вы утверждаете, что оно было, но мы не нашли письма, - он подался к Альме и в упор посмотрел на нее.
– Никаких следов.
– Оно наверняка среди бумаг. Больше ему негде быть. Я не брала его, а Роза не может... не могла встать с постели.
– Продолжайте рассказ, Альма, - сказал Муни.
– Забудьте о письме.
– Часов в девять она попросила меня принести ноты. Я подала те, что лежали
– Дай мне сборник пятидесяти шести популярных песен". Я очень удивилась: ведь она не любила петь песни из сборников.
– Петь?
– переспросил Фаулер.
– Я думал, её хватил удар и она не поднималась с постели.
– Паралич ног - результат давней автомобильной аварии, - пояснил Муни.
– Удар не повлиял на речь, только руки ослабли. Правой рукой она почти не владела. Именно поэтому Альма писала за неё письма. Но, поверьте мне, её ум оставался ясным.
– Что было дальше?
– спросил Фаулер.
– Я взяла у неё ноты, принесла песенник и пошла на кухню.
– Вы не стали слушать её пение?
Альма смутилась.
– Это было трудно вынести. Голос у нее, хотя и остался звонким, был уже старческим, часто срывался, и дышала она слишком громко. Тем не менее, иногда Роза пела. Я предпочитала уходить на кухню - там не слышно.
– А что Роза пела вчера?
– с довольной улыбкой спросил Муни.
Альма повернулась к нему, стараясь собраться с мыслями.
– Кажется, она не пела. Я не слышала никакого пения.
– Тогда зачем ей понадобился песенник?
– спросил Фаулер.
– Не знаю.
– Думаете, мисс Уэстон умеет читать мысли?
– воскликнул Муни.
– Роза ни перед кем не отчитывалась.
– Он повернулся к Альме.
– Что было потом?
– Вскоре в кухне зазвонил звонок - это меня вызывала хозяйка, и я пошла к ней в комнату. Роза хотела уснуть раньше обычного и попросила сварить какао. Как всегда, я принесла две чашки и маленький японский чайник, он долго держит тепло. Потом я положила капсулы секанола на край стола, куда хозяйка могла дотянуться, и пошла к себе в спальню. Почитала, потом решила проверить, спит ли Роза. Она спала. Утром...
– голос Альмы задрожал, она прикусила губу.
– Когда я встала утром...
– Ладно, довольно, - сказал Муни.
– Как долго она принимала пилюли?
– спросил Фаулер.
– Много лет. Я знаю, что должна была присутствовать, когда она их глотала, но Роза всегда отсылала меня из комнаты. Она все делала, как хотела.
– Вот вам и ответ, - сказал Муни.
– Она могла накопить много капсул.
– Вы когда-нибудь находили спрятанные в кровати пилюли?
– нет, ни разу.
– Она могла спрятать их от вас?
– Вроде бы нет, - подумав, ответила Альма.
Фаулер победоносно взглянул на Муни.
– Давайте осмотрим комнату Розы, - предложил адвокат.
– Возможно, вы что-то упустили.
– Ручаюсь, что предсмертной записки там нет, - сказал Фаулер.
– Если вы на это намекаете.
– Никоим образом. Она не могла писать и вряд ли решилась бы диктовать такой документ Альме.
Они вошли в спальню, и полицейский, к которому была прикована Альма, громко ахнул. Комната Розы и впрямь впечатляла. Повсюду на стенах
– Все как обычно, - заметил адвокат.
– Альма, вы наводили порядок на тумбочках?
– Нет, сэр, у нас была приходящая прислуга.
Муни подошел к тумбочке слева и выдвинул ящик.
– Аспирин, - сообщил он.
– Очки, футляр, заколки, помада, зеркальце, салфетки...
– Адвокат взял футляр.
– Что в нем можно хранить, если очки лежат отдельно?
– Он открыл футляр и, ни слова не говоря, показал его сначала Альме, потом Фаулеру. В уголке, под подкладкой, застряла капсула.
– Секанол!
– вскричал ошеломленный Фаулер.
– Ну и намылю я шею тому, кто не заметил эту штуку!
– Вот где она их прятала, - торжествующе сказал Муни.
– Я очень хорошо знал Розу. Писать она не могла. Но не могла и не подать нам знака. И если она не пела...
– Адвокат взял с тумбочки песенник.
– А это что?
– Он встряхнул книгу, и из неё выпало письмо.
– Письмо, полученное вчера!
– воскликнула Альма.
– Но зачем она сунула его в песенник?
– в качестве закладки, - ответил Муни.
– Концовка стихотворения "Последняя роза лета". Слушайте. "Меркнут верные сердца, и дружба увядает. Из яркого любви венца самоцветы выпадают. И близкие вдаль улетают. Сиротливо одному в этом мире унылом. Вслед за вами я иду, тут уже постыло". Вот вам и предсмертная записка, лейтенант. Очень тонкая и умная, в стиле Розы.
– Сообщение о самоубийстве в песеннике!
– вскричал Фаулер.
– И я должен поверить этому сумасбродству?
– А вы подумайте как следует, - невозмутимо сказал адвокат.
– Совсем беспомощный человек, почти все друзья и знакомые умерли. Долгие месяцы она собирала капсулы. И вдруг пришла весть: скончался близкий друг. У неё не осталось никого на свете! И песенник она попросила не затем, чтобы петь. Какое уж тут пение после таких печальных известий. Она хотела найти строфу, которая заменила бы ей предсмертную записку.
Слушая Муни, Альма вытирала слезы и кивала.
– Что ж, звучит убедительно, - признал Фаулер.
– Вы её знали, а я нет. У меня нет причин не верить вам.
– Он достал из кармана ключик и открыл наручники.
– Поехали в участок, подпишем бумаги об освобождении мисс Уэстон.
В лифте Альма расплакалась и мысленно поздравила себя. Несколько месяцев она старательно собирала с пола оброненные Розой желатиновые капсулы с секанолом. Вспомнив, как подложила на тумбочку песенник с письмом, Альма едва не хихикнула от удовольствия. На самом деле Роза отшвырнула это письмо, сказав: "Еще один болван подох. Выброси эту писанину". Когда она попробовала какао, Альма аккуратно разрезала капсулы и высыпала порошок в чайник, добавив побольше сахару, как любила Роза. Альма с гордостью думала о том, как заставила напыщенного осла Муни сыграть нужную роль. Пятнадцать тысяч долларов теперь принадлежат ей!