Последняя схватка
Шрифт:
— Господа, — страшным голосом изрек Кончини, — сто пятьдесят тысяч ливров тому, кто любым способом избавит меня от этих негодяев. Я сказал: сто пятьдесят тысяч ливров. Уточняю: пятьдесят тысяч — за юнца, сто тысяч — за старшего. Действуйте.
Кончини знал, что его головорезы смертельно ненавидят Пардальяна и Вальвера. Но он совершенно правильно полагал, что денежная награда подхлестнет их еще больше. Каждый выбрал двух-трех самых верных своих людей — назовем среди них господина де Базоржа, господина де Монреваля, господина де Шалабра и господина де Понтрая — и все, не теряя ни секунды, устремились за эскортом и вскоре настигли королевских гвардейцев, лошади которых шли шагом. Преследователи — их было около пятнадцати — разбились на группы, состоявшие из двух-трех человек. Что касается Стокко, то обычно «солдаты» Кончини сторонились его: ведь он не был дворянином. И сейчас, никого не дожидаясь, бандит знаком распустил свою братию и, прикрыв плащом лицо, с горящими от жадности глазами первым бросился добывать вожделенные сто пятьдесят тысяч ливров, обещанные маршалом д'Анкром.
Конная группа вступила на улицу Сен-Дени. Пардальян и Вальвер по-прежнему жили в доме герцога Ангулемского: этот особнячок подходил им по всем статьям и был надежным убежищем, так как имел два выхода на разные улицы. Действительно, Ландри Кокнар каждое утро выбирался за провизией, Гренгай ежедневно выскальзывал наружу, чтобы наблюдать за особняком герцогини де Соррьентес, да и шевалье с графом вовсе не сидели сиднем в четырех стенах, но ни одной из многочисленных ищеек еще не удалось напасть на их след.
Понятно, что Пардальян не собирался приводить полуроту гвардейцев прямо к порогу своего дома. Не хотел шевалье вести их и к таверне «Золотой ключ». У Пардальяна были на то свои причины. Когда Витри поинтересовался, куда их сопроводить, шевалье указал на гостиницу «Золотой лев», находившуюся на улице Сен-Дени, на углу улицы Коссонри: хотя жилище, которое Вальвер занимал на улице Коссонри. и не являлось частью гостиницы, оно тоже принадлежало ее владельцу.
И конный отряд остановился у «Золотого льва». Всполошившийся хозяин выбежал на крыльцо, следом устремилась взволнованно галдящая прислуга. Движение на улице замерло, у гостиницы тут же собралась толпа зевак. Из окон высовывались любопытные.
Гвардейцы выстроились Б ряд и снова взяли на караул. Их капитан любезно простился со своими спутниками. Потом Пардальян и Вальвер спешились, взбежали на крыльцо и оглянулись. Видя, что Витри не двигается с места, явно решив до конца выполнить возложенное на него поручение, они в последний раз раскланялись и вошли в общий зал.
Когда дверь за Пардальяном и Вальвером закрылась, Витри развернул своих людей, и отряд все так же медленно отправился назад в Лувр.
До сих пор хозяин «Золотого льва» считал Вальвера самым обычным постояльцем, но теперь готов был поверить, что имеет дело с принцем крови. Прижав к груди белый колпак, трактирщик устремился за Одэ, непрестанно кланяясь и называя юношу «монсеньором». Но оба гостя вышли через заднюю дверь и направились по аллее к дому, в котором не так давно жил молодой граф.
— Что будем делать, сударь? — спросил Вальвер. — Вернемся в мои прежние апартаменты?
— Вот уж нет, — живо возразил Пардальян, — мы отлично устроились в особнячке герцога Ангулемского. Выберемся на улицу Коссонри и вернемся туда.
Через несколько минут Пардальян взял Вальвера под руку и предложил:
— Заглянем, пожалуй, в «Золотой ключ». Надо узнать, нет ли вестей от Эскаргаса. Что-то он долго не возвращается… Конечно, он малый не промах, но боюсь, что он все-таки попался.
Шевалье и граф свернули направо. Но на углу им пришлось подождать, пока гвардейцы выедут с улицы Сен-Дени.
А в нескольких шагах от наших героев притаился Стокко, горящими глазами наблюдавший за вожделенной добычей. Он знал о жилище Вальвера. И увидев, что эскорт остановился возле гостиницы «Золотой лев», бандит подумал:
«Пташки быстро упорхнут отсюда. Войдут — и сразу выйдут… А направятся они, скорее всего, на улицу Коссонри. Надо последить за ними, corbacco!»
Стокко ловко прошмыгнул сквозь строй гвардейцев и спрятался за углом, прикидывая про себя:
«Отсюда просматривается и вход в гостиницу, и вся улица Коссонри. Им от меня не уйти. Нападать на них я не буду, а то от меня, бедного, мокрое место останется… Я просто узнаю, где их логово. А там что-нибудь придумаю. Устрою им ловушку, и сто пятьдесят тысяч ливров монсеньора Кончини у меня в кармане!.. Все денежки достанутся мне одному!.. Corpo di Cristo! Да с таким богатством я куплю себе герцогство в Италии и стану важной птицей!»
Будь у Роспиньяка те же намерения, он поступил бы точно так же, как Стокко. Но Роспиньяка обуревала ненависть, а не жадность. Он не думал об обещанной награде, которая казалось простодушному Стокко больше, чем была на самом деле. Барон с радостью отдал бы и собственные скромные средства, лишь бы отомстить Валъверу.
Роспиньяк скрежетал зубами, вспоминая о смертельном оскорблении, нанесенном ему на глазах у всего двора. И думал лишь о том, что два его неуловимых врага где-то совсем рядом и что нельзя их упустить, а то они снова исчезнут. Барон понимал, что эти храбрецы могут уложить пятнадцать его головорезов — и тогда на его голову падет новый позор. Но лютая ненависть заглушила голос разума.
Роспиньяк с нетерпением ждал, когда же гвардейцы Витри отправятся обратно в Лувр. Когда эскорт остановился возле «Золотого льва», барону пришлось задержаться недалеко от Фуражной улицы. Его люди подтянулись к нему.
Понимая, что сейчас эскорт развернется, Роспиньяк приказал своим солдатам укрыться на Фуражной улице. А сам остался с лейтенантами на углу, не спуская налитых кровью глаз со своих врагов, за которыми следовал с улицы Сент-Оноре. Увидев, как они заходят в гостиницу, барон гневно бросил:
— Как только Витри уведет гвардейцев, мы ворвемся внутрь, все переломаем, устроим пожар, камня на камне не оставим, но не выпустим их живыми. Обещаете, господа?
— Обещаем, — вскричали хором Роктай, Лонгваль, Эйно и Лувиньяк.
— Господа, — страшным голосом продолжал Роспиньяк, — уступаю вам свою долю из вознаграждения, обещанного монсеньором, если вы позволите мне самому расправиться с дьяволом во плоти по имени Вальвер.
Лейтенанты запротестовали:
— Он отхлестал нас своей шпагой!
— А меня он отделал сапогом! — прорычал Роспиньяк. — Понимаете, сапогом?! Да еще и на глазах у короля, королевы и всех придворных! Что значит ваше унижение по сравнению с моим?
Лейтенанты переглянулись и склонились перед бароном: