Последняя сказка Лизы

Райнеш Евгения

Так было… Душевнее, что ли…

– Дьявольское тавро, которое Влад выжег в моей душе. Знак принадлежности к тьме. Я не люблю себя такую. И так больно от этой нелюбви…

Ящерица словно передёрнулась от моего трагического пафоса. Хотя, конечно, это просто сквозняком колыхнуло непрочную дверь. Честно говоря, мне самой было противно от стенаний. В мире столько же радости, сколько и горя. Когда что-то одно перевешивает в человеке, он становится невыносимым.

Но в тот момент, когда дёрнулось юркое туловище рыжего геккона, я вдруг вспомнила маленьких драконов на навесе

«Теремка». Нет, они не были так уж сильно похожи, но что-то…

Брось! Даже если Хава собиралась изобразить саламандр, чего бы огненные духи забыли в густых зарослях травы? А я уже явно слышала приглушенный шелест диковинных листьев, словно картина незнакомой мне художницы потянулась ко мне, желая утешить и помочь.

– Посмотри на этот Дом, – пронеслось у меня в голове. – Этому Дому – с большой буквы – больше ста лет. Он стар, он болен, он разрушается. Но этот Дом могуч какой-то внутренней силой, и все слушают его. За что он держится? За небо. Учись держаться за небо, за горы, за море, за воздух, за огонь. Сначала это очень трудно, но ничего не даётся без труда. Смотри на открытый огонь, когда станет совсем невыносимо. Хватайся за воздух. Когда научишься, поймёшь, что огонь не ранит, а греет. Воздух не давит, а сгущается, помогая держать груз проблем. Станет легче. Учись держаться за огонь и воздух. Хотя бы потому, что тебе просто больше не за что держаться.

Я не успела удивиться странным мыслям.

Старый Дом вдруг замер, словно призывая услышать что-то важное. С улицы донеслись взволнованные голоса. Звуки катились с вершины оврага, кажется, с автобусной остановки, отгороженной высокими деревьями с густой листвой. Двор и меня в нём говорящие не видели, я же прекрасно слышала каждое слово. Хотя не всё понимала.

– Шу сар? Инч патаэц? – спрашивала женщина. – Почему это произошло сейчас? Сатанан тани! Андак майя?

– Ле. Но Ануш сказала, что не стоит волноваться. Куллю тамам. Это ненадолго.

– Ян не сможет сегодня отправиться в горы. Он сломал ногу, и сразу вся деревня проснулась ночью от зова. Ты думаешь – простое совпадение? И сколько нам сидеть без воды? Ма нэфгэмш…

Да, кстати. Воды в доме не было, я поняла это, когда попыталась умыться.

Женские голоса вдруг убавили громкость.

– Всё случилось сразу после зова. Зачем Ануш говорит, что это не связанные между собой вещи?

– Затем, что нам давно уже обещают централизованное водоснабжение, – язвительно произнёс голос более благоразумный. – И именно потому, что мы часто остаёмся без воды. Зависим от настроения гор.

– Этот случай не имеет ничего общего с настроением гор. Так или иначе, он пришёл. И Ануш связана с зовом, и ты это знаешь.

– Нет, чэ гитэм! Я вообще не хочу вмешиваться в дела Ануш. Если она сказала, не волноваться, чем узум хоранам. Чем узум кез лъсэл!

– А я – да. И очень боюсь того, что может произойти. Тебе легко говорить – с двумя маленькими сыновьями. Миш айза… У меня все-таки дочь, и Дадик с раннего утра до позднего вечера крутится на рынке…

Голоса разом умолкли. Вслед за резко наступившим молчанием раздалось фырчание подходящего к остановке автобуса,

взвизг тормозов, Теино звонкое «Здравствуйте», и опять затихающее в конце улицы «фыр-фыр-фыр».

Я побежала к калитке встречать подругу. Тея на ходу достала кондиционер для волос и весело-дразняще покрутила яркой баночкой перед моим носом.

– Не забыла, не забыла, – пропела она.

Я выхватила у неё из рук баночку и тут же печально вздохнула.

– Воды нет. И тётки на улице говорили: что-то случилось в горах, и какая-то Ануш сказала, что воды долго не будет, но волноваться не стоит. И не смотри на меня так, да, я подслушивала. Лучше объясни, почему из-за того, что ночью кто-то дул в охотничий рог, у нас теперь нет воды. И при чем тут горные обвалы?

– Вот же суеверные! – засмеялась Тея. – Не при чем тут никакой звук рога. А вот обвалы…

Мы вошли в Дом, и Тея продолжала рассказывать, уже разбирая покупки на кухне:

– Во время ливня дождевые воды в горах собираются в специальный резервуар, а потом оттуда по самодельным трубам идут в деревню и распределяются по домам. Очевидно, где-то произошёл то ли обвал, то ли камнепад, который повредил эту систему. Такое редко, но случается. Чтобы найти повреждённый участок, нужно идти по всей трубе в гору. Это далеко и трудно. А наш главный «специалист по проверке» сломал ногу, поэтому всем придётся сидеть без воды и ждать, пока Ян поправится.

Тея хлопнула дверцей холодильника.

– Алекс уже порывался проверить, – продолжала она, – но местные сказали, что он не сможет дойти. Заблудится. Уж не знаю, почему так сказали. Он, вроде, не такой уж бестолковый. Может, конечно, я ослеплена любовью и вижу его в исключительно сияющем свете, но…

– Нет, нет, – успокоила я её. – Он совсем не бестолковый, а даже наоборот… Только…

Мысли настойчиво возвращались к подслушанному разговору.

– Только почему они с таким придыханием говорили про эту Ануш?

– Это как раз совсем не удивительно, – засмеялась Тея. – Ануш – сердце и кровь деревни. К ней стекается вся информации, и она распределяет жизненные потоки. Скрывает в себе деревенские тайны, и знает всё обо всех. Мне кажется иногда, что она – нечто большее, чем местная аборигенка. И что она просто включает дуру, когда притворяется бестолковой сплетницей. Что-то в ней есть такое… Иногда жутковатое. Но я просто её не очень хорошо знаю.

– А сколько ей лет? – спросила я.

– Это тоже сложно сказать. Думаю, за сорок. Или даже больше. У неё есть маленькие внуки, это точно. А иногда мне кажется, что не больше тридцати…

– Как так? – я впервые слышала про женщину, которая может выглядеть с разбросом в двадцать лет.

Нет, конечно, некоторые женщины говорят такое про себя, но это они сами так думают.

– А вот так, – улыбнулась Тея и полезла в шкаф за влажными салфетками. – Тебе просто нужно самой увидеть. Тогда поймёшь.

– Может, она действительно какое-то ирреальное существо? – я ухватилась с удовольствием за новую страшилку, которая могла бы превратиться в сказку, – если даже возраст невозможно определить? Может, она что-то вечное?