Последняя ставка
Шрифт:
Он решил, что одну или две стены, вероятно, удалили, чтобы увеличить центральный салон – комната была не меньше, чем двадцать на сорок футов; полированные панели темного розового дерева блестели в свете множества электрических ламп, развешанных по стенам.
Ньют что-то прошептал себе под нос и поводил пальцем по сторонам.
– Ну, за дело, – сказал он вполголоса. – Нас тринадцать человек. Занимайте места.
Заработал двигатель, все мелко задрожало.
– Хотелось бы сначала выпить еще пива.
Как только он шагнул к бару, плавучий
– «Ложиться» еще слишком рано! – весело сказал хозяин. – Вы сказали, ваша фамилия Смит. Полагаю, вы не имеете отношения к Оззи?
– Вообще-то, – ответил Скотт, сделав еще шаг и облокотившись на бар, – как раз наоборот. Он мой отец. «Миллер», пожалуйста, – обратился он к тучному бармену.
– Он не смог выбраться сегодня?
– Благодарю, – сказал Скотт, принимая высокий стакан от толстяка. – Хм-м-м… О, нет; он никогда не соглашается играть на воде.
Лерой благосклонно усмехнулся.
– Что ж, в таком возрасте суеверия простительны.
Когда Лерой рассыпал по зеленому сукну карты лицом вверх, у Скотта перехватило дыхание.
Сверкавшие ярким золотом, красным и морской лазурью необычно большие карты словно вторгались насильно, через сетчатку единственного глаза, ему в мозг, пытаясь выбить оттуда все воспоминания, мнения и убеждения, служившие каркасом его взрослой жизни, чтобы образы карт могли утвердиться в давным-давно приготовленных идеально подходивших для них гнездах.
Ноздри раздражали запахи нагретого металла и одеколонов, и внезапно ему померещилось, что снаружи идет дождь, и кто-то запел песню «Сынок». И в памяти у него мелькнуло ухмыляющееся лицо джокера, глядевшего на него почему-то из тарелки с рагу из лобстера.
В нем щелкнул какой-то замок – то, что было заперто, не открылось, а лишь перестало быть запертым, – и он вдруг вспомнил мимолетом ночь, случившуюся девять лет назад, и крохотную девочку, которую он восемь часов держал на руках, пока Оззи вез их домой через пустыню Мохаве.
Он несколько раз глубоко вдохнул, дрожащими пальцами зажег сигарету и отхлебнул пива.
Потом посмотрел на других игроков, сидевших вокруг стола. Потрясены были, похоже, все, а один даже поднес к глазам носовой платок.
Лерой собрал карты, перевернул колоду лицом вниз и начал тасовать.
– Анте – сто долларов, джентльмены, – объявил он.
Скотт выкинул прежние мысли из головы и сунул руку в карман.
Игра «Присвоение» подразумевала активное действие. Кажется, никто не хотел бросить карты до начала «спаривания», теряя таким образом шанс продать свои четыре карты или купить еще одну выгодную четверку.
К тому времени, как дело подошло к «спариванию» первой «руки», банк составил девять тысяч сто долларов. Это в пять раз превышало ставку Скотта, и у него оставалось только семьсот.
Он получил втемную рыцаря чаш и шестерку мечей и в открытую рыцаря мечей и шестерку жезлов. Когда пришла очередь аукциона для его карт, цена подскочила до восьми сотен, но при раздаче он увидел рыцаря еще в одной «руке» и решил выждать и поторговаться за нее. «Прикупить до “полной лодки”», – подумал он.
Но обладатель рыцаря купил «руку» раньше, чем торговля дошла до его карт. Его «рука» была теперь «зачата» и продаже уже не подлежала.
Для аукциона оставалось пять «рук», но ни в одной из них не было видно ничего полезного для Скотта, и он подумал, что, наверно, стоило взять восемьсот, пока была возможность.
А потом он еще слишком долго протянул, пока кроме его «руки» не осталось лишь два неинтересных набора карт.
– Хочу продать, – сказал он двоим игрокам.
Те взглянули на две его вскрытые карты.
– Дам две сотни, – сказал тощий мужчина в ковбойской шляпе.
Второй улыбнулся на эти слова.
– Я дам три за ваши.
Игрок в ковбойской шляпе, похоже, задумался над предложением, и Скотт поспешно отступил.
– Отдам за одну.
Старый ковбой вручил ему стодолларовую купюру и забрал карты, а Скотт взял пустой стакан и направился к бару.
Скотт стоял, облокотившись на стойку бара, и прихлебывал пиво, и тут Лерой подошел к нему и положил пачку купюр на мокрую доску рядом со стаканом.
– Поздравляю! – приветливо сказал хозяин. – Вы – родитель выигрыша.
Скотт протянул руку и развернул купюры веером. Он получил десять сотенных и три двадцатки.
– Банк вырос до десяти тысяч шестисот, – пояснил Лерой, – и у старого ковбоя оказался стрит-флеш. Не сказать чтобы редкость в этой игре. Не хотите уравнять и срезать колоду для «Присвоения»?
– Э-э, нет, – ответил Скотт, взяв в руку стакан. – Благодарю, но ограничусь имеющимся. Сейчас начнется следующий кон, так ведь?
Лерой сделал приглашающий жест.
– Трон ожидает вас.
При «спаривании» следующей «руки» к Скотту пришли двойка и шестерка втемную и два короля в открытую, и когда его «рука» вышла на аукцион, двое игроков, у каждого из которых было по королю в открытую, взвинтили ее цену до двух тысяч, и лишь после этого один из них отказался от борьбы.
Скотт забрал свои две тысячи и вновь направился к бару. Он уже прирастил 1860 долларов – в кармане у него теперь имелось 9360, – а ведь сыграли только два кона. А он ведь еще не выиграл ни разу!
Но лишь на третьем коне он по-настоящему ощутил игру.
Как учил его Оззи, он быстро посмотрел на вскрытые карты всех двенадцати игроков, а потом постарался понять, как каждый из них воспринимает то, что не было видно остальным. Один из них слегка покраснел, и дыхание его участилось, а второй быстро отвел взгляд в сторону и принялся перебирать свои фишки.