Последняя ставка
Шрифт:
В книге нашелся Джуб Келли; теперь он жил в Хоторне. Крейн набрал номер.
– Джуб? Это говорит Скотт Смит, Страшила Смит. Послушай, игра еще идет?
– Здорово, Скотт! Игра? Конечно, идет, разве такую игру угробишь? Я теперь редко там бываю, но знаю, что играют у Чика Харзера. Нынче четверг, верно? Вечером и соберутся.
– У Чика? Это на Вашингтон-стрит, в Венисе?
– Совершенно верно, – подтвердил Джуб. – Между старым каналом и гаванью Марина-Дель-Рей.
Крейн нахмурился и тут же попытался понять, что его встревожило… До него дошло, что он не думал о том, что место окажется так близко к океану, что оно будет окружено
– Ты меня слушаешь, Страшила?
– Да. И с какими ставками они играют в последнее время?
– Насколько мне известно, десять и двадцать.
Замечательно.
– Что ж, спасибо тебе, Джуб. Мне надо бежать.
Крейн положил трубку и медленно вошел в спальню. В окно веял прохладный вечерний ветерок, и в комнате не было никакого призрака.
Он слегка расслабился и, поймав себя на том, что невольно задерживал дыхание, выдохнул, не зная, разочарован он или нет.
Он еще не просох после душа, но облачился в чистые джинсы и фланелевую рубашку и обул разношенные кроссовки. В карманы он сунул зажигалку и три непочатых пачки «Мальборо». И взял карту «Versatel»; с ее счета он мог снять триста долларов, и еще примерно сорок лежали у него в книжном шкафу. Не разгуляешься особо, но он должен справиться. Первый кон сыграть откровенно слабо, а потом немного поднажать.
«Ключи от автомобиля в гостиной», – подумал он, шагнув из двери спальни, – и приостановился.
Если берешь с собой машинку, она никогда тебе не понадобится, много раз говорил ему Оззи. Как огнетушитель в автомобиле. А вот стоит однажды оставить ее дома, как она тебе потребуется позарез.
Нет, подумал Крейн, в десяти-двадцатидолларовой игре у Чика не понадобится! Он самоуверенно рассмеялся, сделал еще один шаг по коридору и снова остановился.
Пожал плечами, повернулся и подошел к комоду, стоявшему подле кровати. Сейчас не время пренебрегать советами старика, подумал он. Выдвинув верхний ящик, он запустил руку под носки и старые конверты, набитые фотографиями, и нашарил там угловатую нержавеющую сталь револьвера «смит-и-вессон» калибра 357.
Какого черта, подумал он, по крайней мере, я почти трезв.
Он откинул барабан. Все шесть камор были заряжены, и Крейн, оттянув выбрасыватель, вынул один патрон. Насколько он помнил, 125-грановые патроны с разрывными пулями. Он вставил патрон на место, защелкнул барабан и засунул револьвер за пояс, слыша, как патроны чуть слышно погромыхивали в каморах.
Открывая парадную дверь, он опять остановился.
– Я могу немного задержаться, – сообщил он пустому дому.
По пути он заехал в близлежащий магазин «Севен-илевен», купил там громадных, так называемых геройских сэндвичей, пару упаковок по двенадцать банок пива, коробочку кофеиновых таблеток «Но-Доз», дюжину колод карт, и выехал на шоссе.
«Снова гонки вдоль осевой», – подумал он, глядя, как белый пунктир разметки покрытия автострады 5 улетает под шины его старого «Форда», подобно светлячкам. Я могу вспомнить сотню, тысячу таких вечеров, когда мы с Оззи ехали по 66-му и 20-му, и 40-му шоссе по Аризоне, Нью-Мексико, Техасу и Оклахоме. И всегда позади оставалась одна игра, а впереди ждала другая.
Образ жизни, который тогда вел Оззи, он называл полуотставкой. Они путешествовали и играли три весенних месяца, а потом на протяжении остальных трех сезонов проживали выигрыш в своем доме в Санта-Ане.
Скотту было пять лет, когда Оззи нашел его на корме катера, который находился на автоприцепе на стоянке в Лос-Анджелесе. Судя по всему, мальчишка являл собой жалкий вид – одно глазное яблоко разрезано, все лицо испачкано засохшей кровью. Оззи поговорил с ним несколько минут и повез его на своем стареньком грузовичке к доктору, который был должен Оззи немало денег.
Старый доктор Малк вставил малышу Скотту первый стеклянный глаз. В сороковые годы искусственные глаза действительно были из стекла, и для детей их делали круглыми, как большие мраморные шарики, чтобы протез заполнял глазницу и обеспечивал черепу возможность нормального роста. На следующий день Оззи забрал мальчика к себе домой в Санта-Ану и сказал соседям, что Скотт – незаконный сын его двоюродного брата, которого он усыновил.
Тогда, в 1948-м, Оззи было около сорока. Он вскоре начал учить Скотта всем тонкостям игры в покер, но никогда не позволял мальчику играть с кем-нибудь еще, и не играл с ним на настоящие деньги вплоть до лета 1959 года, когда Скотту исполнилось шестнадцать; тогда они вместе отправились по одному из его ежегодных маршрутов.
«Никогда не играй на деньги дома, – поучал его Оззи. – Картам не следует знать, где ты живешь».
Скотта знали под прозвищем Страшила Смит, потому что только в 1980-х годах врачи сумели эффективно совместить стеклянный глаз с мускулами, а в то время для него было куда естественнее поворачивать всю голову, чтобы взглянуть на что-нибудь, чем заставлять двигаться один глаз; на кое-кого из игроков его манеры действовали так, что им казалось, будто его глаза нарисованы, а голова чересчур свободно болтается на шее. К тому же кличка «Страшила» вполне подходила к прозвищу его отчима: когда и где бы ни спрашивали Оливера Крейна, где он живет, он всегда отвечал одно: в стране Оз.
Действительно, Оззи так и не открыл никому из мира покера, где находился его дом. Играя, он пользовался именем Смит и настаивал, чтобы Скотт поступал так же, а автомобиль всегда регистрировал на почтовый ящик.
«Совершенно ни к чему позволять работе настигать тебя еще и дома», – говорил он. И чтобы уменьшить вероятность подобного развития событий, он всегда покупал новые шины и ремонтировал свой «Студебекер» перед тем, как отправиться на работу, и никогда не выезжал на игру без полного бака бензина. А еще у него на заднем сиденье, под покрывалом, всегда лежало двенадцатизарядное помповое ружье – вдобавок к пистолету за поясом.
И он приложил много сил, чтобы Скотт научился понимать, когда пора выходить из игры.
Во время игры на озере в 1969 году Скотт начисто проигнорировал такой совет:
«Если напиток в твоем стакане начнет отклоняться от горизонтального уровня, или если сигаретный дым начнет сгущаться над картами и опускаться к ним, или если растения в помещении внезапно начнут увядать, или воздух внезапно сделается сухим, начнет драть горло и запахнет нагретым на солнце камнем – бросай карты. Неизвестно, что удастся купить или продать, когда придет время вскрываться».