Последняя ставка
Шрифт:
Он поднялся, наклонился вперед и начал собирать банкноты, с удовольствием ощущая, как к тазовой кости прижимается скрытый под свитером револьвер.
Лерой сел в кресло рядом с ним. Скотт поднял на него взгляд и сказал:
– Спасибо.
Зрачки Лероя сделались ненормально широкими, и было видно, как часто пульсировала артерия на шее.
– Увы, – ровным голосом сказал он, покачав головой, – и когда же я усвою, что это не самая разумная ставка.
Скотт отвлекся от собирания денег. Это все слова, думал он; Лерой чертовски
– Вы берете деньги за «руку», – заметил Лерой.
– М-м… да. – Скотт снова ощутил на боку кусок металла.
– Вы продали «руку».
– Полагаю, можно назвать это и так.
– А я купил ее, – сказал Лерой. – Я присвоил ее. – Он протянул правую руку.
Скотт, обескураженный, подался вперед и пожал руку большого смуглого человека в белом костюме.
– Это все ваше, – сказал Скотт.
Это ВСЕ ваше.
Сейчас, через двадцать один год после тех событий, проезжая на своем старом «Форде Торино» на север по темному 5-му шоссе в сторону 10-го и Венис, Скотт Крейн вспоминал совет Оззи насчет странного поведения табачного дыма или напитков в стаканах во время игры: «Бросай карты. Неизвестно, что удастся купить или продать, когда придет время вскрываться».
После игры на озере он ни разу не видел Оззи.
Ко времени возвращения Скотта старик уже выписался из «Минт-отеля», а когда Скотт, взяв автомобиль напрокат, добрался на запад, до округа Ориндж и Санта-Аны, он обнаружил, что дом пуст и в парадной двери торчит конверт.
В нем находилась заверенная копия акта об отказе Оззи от прав на владение и передаче дома Скотту.
После того он несколько раз говорил по телефону со своей названой сестрой Дианой – последний раз в 1975 году, когда он прострелил собственную ногу гарпуном, – но ни разу не видел ее. И не имел ни малейшего представления о том, где же сейчас может жить она или Оззи.
Крейн скучал по Диане даже больше, чем по старику Оззи.
В 1960 году, когда они с Оззи отправились в Лас-Вегас, чтобы забрать Диану, Крейну было семнадцать. До игры на озере оставалось еще девять лет.
Они с Оззи ехали домой из кино – Скотт припомнил, что смотрели «Психо», – по радио Элвис Пресли пел «Одиноко ли тебе сегодня вечером?», и Оззи вдруг остановил «Студебекер» у обочины Харбор-бульвара.
– Какой тебе представляется луна? – спросил Оззи.
Скотт уставился на старика, не понимая, почему вдруг он решил загадывать загадки.
– Луна?
– Посмотри на нее.
Скотт, опершись на «торпеду», посмотрел на небо, а через несколько секунд открыл дверь и вышел на тротуар, чтобы лучше видеть.
Большие и малые серые пятна делали луну похожей на стенающий череп. Совсем рядом с ним – примерно там, где у луны была бы ключица, – находилась Венера.
Он услышал, как лаяли собаки… и, хотя на небе не было ни облачка, сверху сыпался дождь, оставлявший темные точки на асфальте. Он вернулся в машину и тщательно закрыл дверь.
– Ну, она похожа на череп, – сообщил он. Его уже тревожила привычка Оззи усматривать предзнаменования в самых обыденных вещах, и он втайне надеялся, что старик не захочет немедленно отправиться плавать в океане или ехать на гору Маунт-Вильсон, как он порой поступал в подобных ситуациях в прошлом.
– Страдающий череп, – согласился Оззи. – У нас в машине найдется колода карт?
– Так ноябрь же! – возмутился Скотт. Оззи твердо придерживался правила не прикасаться к картам в иное время года, кроме весны.
– Да, в то окно лучше не глядеть… – задумчиво протянул старик. – Ведь что-то может посмотреть оттуда на тебя. Как насчет серебряных монет? Так… три штуки. С женщинами.
Бардачок был забит старыми документами на машину, сломанными сигаретами, долларовыми фишками из нескольких дюжин казино, и среди всего этого мусора Скотт раскопал три серебряных доллара.
– И еще там имеется рулончик скотча, – сказал Оззи. – Приклей по пенни на оборотную сторону каждого «колеса». Одна ведьма как-то сказала мне, что медь – металл Венеры.
Завидуя своим школьным друзьям, отцы которых никогда не додумались бы ни до чего подобного, Скотт отыскал клейкую ленту и прилепил пенни к серебряным долларам.
– И еще нам нужна коробка для них, – продолжал Оззи. – На заднем сиденье лежит нераспечатанная коробка ванильных вафель. Вытряхни их на дорогу; нет, не сейчас. Когда мы пересечем Чэпмен – лучше делать такие вещи на перекрестках. – Оззи включил первую передачу, и автомобиль плавно тронулся с места.
Скотт распечатал коробку, вытряхнул ее содержимое за окно, когда автомобиль проезжал перекресток, а потом бросил в пустую коробку серебряные доллары.
– Встряхни их, как кости, – велел Оззи, – и скажи мне, что они покажут – сколько орлов и решек.
Скотт потряс коробку и снова полез в бардачок – теперь за фонарем.
– Э-э… два орла и решка, – сказал он, подняв фонарь к уху и заглядывая в освещенную изнутри коробку.
– А едем мы на юг, – отозвался Оззи. – Я намерен сделать несколько поворотов. Продолжай встряхивать коробку, заглядывай туда, и скажешь мне, когда они все лягут решками.
Когда Оззи повернул на восток – на Вестминстер-бульвар, – Скотт заглянул в коробку и увидел три решки – три серебряных барельефа, изображавших женские профили. И почему-то он невольно поежился.
– Теперь все легли решками, – сказал он.
– Значит, на восток, – ответил Оззи, прибавляя скорости.
Монеты увели их из окрестностей Лос-Анджелеса, через Сан-Бернардино и Викторвилль, и лишь тогда Скотт набрался смелости спросить Оззи, куда они едут. Тем вечером Скотт намеревался дочитать книгу Эдгара Райса Берроуза, которую недавно начал.
– Не знаю точно, – напряженным голосом ответил старик, – но все, определенно, указывает на Лас-Вегас.