Последняя ставка
Шрифт:
«Лучше будет вылезти из машины здесь, – подумал он, – на случай, если какие-нибудь валеты следят за домом. Прикинуться пешеходом».
Он открыл дверь, убрал бумажник в карман, погладил спрятанную под пиджаком кобуру с 9-миллиметровым пистолетом «ЗИГ» и словно без цели направился к дому номер 106.
Часто и неглубоко дыша, Крейн смотрел поверх капота одного из автомобилей, купленных Мавраносом со штрафстоянки. Проклятье, думал он, это не тот парень, что ехал в «Порше», но ведь кто-то мог и помогать
Крейна знобило. Дело дрянь, думал он в отчаянии.
Небо у него за спиной, на востоке, начало светлеть. Крейн прошел дюжину кварталов, и в конце концов холод, усталость и мысли о постели убедили его в том, что он ошибся насчет человека в «Порше». «Это, конечно же, была одна из тех случайных перестрелок, которые время от времени случаются на дорогах, – говорил он себе. – Наверно, я случайно подрезал его, сам того не заметив, он разъярился и решил убить меня… Парень, который разъезжает без заднего стекла, вполне может устраивать подобные штуки».
Второй тип, который осматривал машину Крейна, говорил по сотовому телефону, а теперь не спеша направлялся к дому Крейна, казался серьезным. Это было столь же верным и до ужаса бесспорным, как сломанный зуб или грыжа. Если даже этот тип – полицейский в штатском, все равно происходило нечто такое, что было совершенно не нужно Крейну.
Он вспомнил о пиве, оставшемся в холодильнике. Каким же он был идиотом, что не взял его с собой в сумке.
Толстяк должен был уже подойти к его крыльцу. Подчинившись внезапному порыву, Крейн перебежал через улицу к стоявшему у тротуара «Ягуару». В свете уличного фонаря он разглядел на сиденье несколько конвертов из оберточной бумаги.
Он посмотрел на свой дом. Тип уже поднимался по ступенькам, войдя на веранду, он больше не сможет видеть «Ягуар».
Незнакомец подошел к входной двери и скрылся из виду.
Крейн прислонился спиной к «Ягуару» и с силой ударил локтем в водительское стекло; оно разлетелось, издав не больше шума, чем бутылка, разбившаяся в бумажном пакете, а Крейн наклонился, схватил конверты и перебежал через улицу обратно к темной, заглубленной в стену двери дуплекса, где жил Мавранос, и забарабанил в дверь кулаком свободной руки.
Выждал несколько секунд и снова застучал. Ну же, Арки, думал он. Я расскажу тебе, в чем мы видим проблему.
Он услышал шаги в доме.
– Арки, впусти меня, – сказал он срывающимся полушепотом. – Это я, Скотт!
Цепочка брякнула в прорези и, загремев, упала, потом дверь распахнулась, и Скотт почти ввалился внутрь.
– Закрой ее, запри и не включай свет, – пропыхтел он.
– Ладно, – сказал Мавранос. – Ты что, теперь взялся почту разносить? – Мавранос был одет в рубашку, трусы и носки.
– Господи! Надеюсь, у тебя найдется пиво?
– У меня хватит и для Него, и для апостолов. Но сначала дай-ка мне штаны надеть.
Глава 10
Орошение
– Сюда явился твой толстяк, – сообщил Крейн с деланой бравадой и стонущей ноткой в голосе, сделав хороший глоток «курз» в темной гостиной Мавраноса. В доме смердело, как в звериной клетке. – Сначала он возился с моей машиной, потом ел эти дурацкие кусты, что торчат на улице, а теперь поперся в мой дом. Как его зовут? Гендель- бар?
Крейн сидел на диване, а Мавранос стоял у окна и смотрел сквозь жалюзи.
– Если ты про того, о ком я сегодня говорил, то его зовут Мандельброт. Это парень, который придумал, как нарисовать толстяка. А вижу только «Ягуар» с разбитым окном.
– Это я разбил. Ублюдок жрал кусты.
– Что это за конверты?
– Мне-то откуда знать? Я забрал их из машины. Я не могу пойти домой.
– Сьюзен осталась там?
– Нет, она… она отправилась к матери. Мы поссорились, а потом я тоже вышел из дому и увидел этого парня.
– Можешь остаться у меня. Но нам нужно поговорить.
– Конечно, давай поговорим.
– Это тот самый толстяк, который застрелил луну в лицо?
Скотт Крейн с силой выдохнул и постарался заставить себя мыслить ясно.
– Боже всемогущий! Я не знаю. Может, и он. Я не видел его тогда, в шестидесятом. Мы приехали позже. – Он потер здоровый глаз и отхлебнул еще пива. – Боже, надеюсь, это не связано со всем тем дерьмом. А может, и связано. В первую же ночь, когда я взял в руки карты. Проклятые карты.
Мавранос все так же стоял у окна.
– Пого, ты должен рассказать мне о картах.
– Я должен бы, мать его, знать что-то о картах, а я ни черта не знаю; это все равно что позволить ребенку играть с детонаторами или чем-то таким…
– Твой толстяк возвращается.
– Это твой толстяк.
– Заметил окно, смотрит по сторонам. Я не буду шевелить жалюзи, пускай остаются, как есть.
– У меня есть пистолет, – сказал Крейн.
– У меня тоже, но давай-ка, Пого, не будем гнать лошадей. Он садится в машину. Трогается с места. Отличная тачка, уверен, что там стоит родной «ягуаровский» движок. Уезжает, но, сдается мне, уедет недалеко. – Мавранос отпустил жалюзи и повернулся. – Свет в кухне никто не увидит. Неси туда твои конверты.
– Я бы лучше просто оставил их здесь. Мне бы поспать на твоем диване…
– Поспишь позже, а сейчас тащи их в кухню. Я полез во все это ради собственного здоровья.
Крейн так и сидел, уставившись на надпись, напечатанную на обороте леди Иссит, а Мавранос раскладывал фотографии из других конвертов на кухонном столе и читал приколотые к ним записки.
– Так все же, кто все эти люди? – спросил он. Потом поглядел в потолок, прищелкнул пальцами и вновь повернулся к Крейну. – М-м-м… Каким… к какой категории всех вас можно отнести?