Последняя ставка
Шрифт:
«Пропуск хода и сильное повышение ставки, – сказал себе Леон. – Ты так сосредоточился на своем неперебиваемом раскладе, что перестал следить за глазами остальных игроков».
Он вскинул руки в испуганном жесте признания поражения… и тут же плавным движением рванулся в сторону, выдернул мальчика из кресла и выпрямился, пряча за Скотти, как за щитом, свое лицо и туловище. «И ты идешь ва-банк», – подумал он.
– И мальчишка, – уверенно сказал он. – Твой ход.
– Уравниваю ставку, – ответила она и, немного опустив пистолет, выстрелила.
Глава 2
Здесь
Голубая вспышка и грохот оглушили и потрясли ее, но она увидела, как мужчина и мальчик рухнули вперед; мальчик при этом ткнулся в ее колени и отшвырнул ее к книжным полкам. Онемевшей из-за удара отдачи рукой она продолжала сжимать пистолет, а второй схватила Скотти за воротник.
Леон стоял на четвереньках на ковре, по которому расползалось кровавое пятно, но вот он попятился и поднял руку, в которой держал развернутые веером карты. Его лицо являло собой бесцветную маску усилия, но когда он заговорил, голос его прозвучал громко:
– Смотри.
Она посмотрела на него, и он швырнул в нее карты.
Они пролетели мимо ее лица и ударились о корешки книг за ее спиной, но рука, стискивавшая воротник Скотти, почувствовала, что мальчик содрогнулся.
В следующее мгновение она обернулась и помчалась по коридору, выкрикивая какие-то слова, которые, как она надеялась, должны были сообщить о том факте, что в ее пистолете остался еще один патрон. У кухонной двери она схватила с крючка автомобильные ключи, попыталась вспомнить, есть ли бензин в баке ее «Шевроле», и тут услышала, как заскулил Скотти.
Она посмотрела вниз, и в ушах у нее как будто заревело еще громче, когда она осознала, что карта, прилипшая к лицу мальчика, на самом деле торчала из его правого глаза.
В одну неимоверно растянувшуюся секунду, когда ничего вокруг не двигалось, она умудрилась онемевшей вроде бы рукой сунуть пистолет в карман, наклониться, двумя пальцами выдернуть карту и бросить ее. Она упала на пол рубашкой вверх, сочно хлопнув по линолеуму.
Донна распахнула дверь и поволокла оцепеневшего от шока мальчика через остывший, посыпанный гравием двор к автомобилю. Она отперла дверь с водительской стороны, впихнула туда сына, влезла сама, сдвинув его на соседнее сиденье, и одновременно повернула ключ в замке зажигания, с силой нажала на акселератор и повернула «баранку».
Автомобиль сразу завелся, и она переключила скорость. Фары вспыхнули в тот миг, когда хвост машины юзом проволокло вбок по гравию, и как только в сиянии фар появились ворота, она вывернула рулевое колесо обратно, чтобы выровнять машину, и снесла створки, отделавшись лишь вмятиной на водительской двери от удара о воротный столб.
– Все хорошо, Скотти, – беззвучно шептала она, – потерпи, малыш, тебе помогут…
А сама думала: куда? Боулдер, надо ехать в Боулдер. Там старая больница Шести компаний. Здесь, в городе, все слишком близко, Джорджу будет слишком легко найти.
Она повернула направо, на Фримонт-стрит.
– Он богат, – сказала она вслух, моргая, но внимательно высматривая светофоры среди неоновых огней различных казино, отражавшихся сияющей радугой от мокрого асфальта. – Я думала о тебе и клянусь – Христос свидетель, ты ему нравился, я это точно знаю! Ричард пропал, для Ричарда оказалось слишком поздно, и я никогда не думала, что ему понадобится еще один.
Она резко обогнала медленно тянувшийся универсал, и Скотти громко всхлипнул. Он упирался головой в раму двери, одной рукой вцепился в ручку, а другой зажимал раненый глаз.
– Прости. До Боулдера пятнадцать минут, дай только выбраться отсюда. Но ведь у него же прорва денег. Он работает в клубе только для того, чтобы иметь возможность прикасаться к картам – и еще он говорил о волнах – чтобы сохранять связь с волнами, как будто он живет на побережье и старается наблюдать за приливами или чем-то в этом роде.
– Здесь тоже есть приливы, – тихо сказал мальчик, словно не заметив, как его встряхнуло на сиденье. – И наблюдают за ними с помощью карт.
Мать взглянула на него впервые с того момента, как они свернули на ведущую к югу Фримонт-стрит. «Господи, – подумала она, – ведь ты и он были очень близки, верно? Твой папа столько вкладывал в тебя. И как же он мог, после всего этого, решиться уничтожить тебя? Не твое тельце, а именно тебя. Твоему телу предстояло маячить на крыше рядом с телом Ричарда. Наверно, один из вас смотрел бы на запад, а другой на восток, чтобы Леон, сидя в своей «берлоге», как он любит говорить, имел бы нечто вроде подвижной стереоскопической панорамы на триста шестьдесят градусов».
Перед «Шевроле» появился свернувший с Седьмой стрит на Фримонт «Паккард»-кабриолет, в котором сидели двое мужчин.
– Черт, – равнодушно выругалась Донна. Она отпустила акселератор, позволила машине сбавить скорость, глянула в зеркало заднего вида и тут же получила еще одно подтверждение тому, что машина, фары которой светились позади уже несколько кварталов, повторяла каждый ее маневр. В той машине тоже сидели двое мужчин.
В желудке у нее вдруг стало пусто и холодно, и она едва сдержала чуть не вырвавшийся из горла монотонный вой отчаяния.
«В «Паккарде» сидит Бейли с кем-нибудь еще, – подумала она, – а позади может находиться любая пара из дюжины парней, которые работают на него, совершают для него преступления и молятся на него». Наверно, и на 91-м шоссе, на востоке и западе, дежурят машины, чтобы остановить ее, если она вознамерится сбежать в Лос-Анджелес или Солт-Лейк-Сити.
«Шевроле» продолжал замедлять ход, и она снова прибавила газу, чтобы не подпускать преследователей слишком близко, а потом, на перекрестке с Девятой стрит, перещелкнула коробку передач на вторую скорость, вдавила акселератор до упора и бросила завизжавший шинами автомобиль в резкий правый поворот; с тротуаров на нее орали пешеходы, а она выкручивала «баранку». Затем сцепление шин с мостовой восстановилось, и она помчалась по Девятой на юг. На ходу она потянулась к приборной доске и выключила фары.