Последняя тайна храма
Шрифт:
– Не знаю я! – закричала она, бессильно качая головой. – Не знаю почему. Простое совпадение… И вообще я это уже не первый раз слышу. «Шин-Бет» меня в том же обвинял после той статьи.
– Да у нее даже «жучок» в сумке, твою мать! – Бен-Рой вытащил из кармана небольшой металлический предмет размером с пачку сигарет и подбросил его в воздух. – Ну, что ты на это скажешь?
– Меня обшарили в аэропорту, ты сам видел! – закричала она. – Я бы ни за что не пронесла ничего подобного!
– Тогда как он к тебе попал?
– Не знаю! – завизжала она вдруг пронзительным голосом и, растерявшись, махнула рукой. – Кто-то подбросил, наверное.
– Поганая врунья! – зарычал израильтянин, уже не пытаясь сдерживать эмоции. – Не верь ни слову из того вздора, что она несет. Разыгрывает тут комедию, а сама сдала нас аль-Мулатхаму. Она убийца. Халифа! Она убила Галю!
– Да мы все тогда убийцы, получается! – издевательски бросила в ответ Лайла. – Каждый палестинец и вообще араб. Мы все виноваты в том, что аль-Мулатхам убил его невесту. Поэтому он и продался Хар-Зиону.
– Чушь!
– Они идут по нашим следам!
– Не верь ей. Халифа. Это Грязная сраная…
Раздался третий выстрел, и их громкие голоса мгновенно смолкли. Лайла осела, прислонившись спиной к ящику, Бен-Рой в замешательстве остановился в стороне. Оба неподвижно смотрели вверх, на каменный выступ, словно подсудимые перед вынесением приговора. Халифа моргнул и стряхнул капельку пота, упавшую на веко. В начавшейся перебранке он чувствовал себя уже не так уверенно, как прежде. Хотя он не сомневался, что Лайла невиновна, глаза израильтянина искрились чем-то еще, кроме слепой злобы и ненависти, каким-то страстным призывом, мольбой…
Точно такие же глаза были у Мохаммеда Джемаля на допросе по делу Шлегель много лет назад: тот же яростный протест, то же настойчивое отстаивание своей невиновности. Джемаль, как выяснилось позднее, был прав. А вот Бен-Рой… «Остерегайся их, Юсуф. Остерегайся евреев», – пронеслось в памяти давнее наставление отца.
Он сморгнул еще одну каплю пота, переводя взгляд с Лайлы на Бен-Роя и обратно, и снова щелкнул затвором.
– Бросай «пушку», Бен-Рой!
– Нет!
– Бросай и вставай на колени!
– Ты спятил! Не понимаешь, что делаешь, тупая арабская…
Не дав ему договорить. Халифа выстрелил. Пуля застряла в камнях всего в дюйме от правой ступни Бен-Роя. Израильтянин посмотрел вниз, затем наверх и по сторонам; глаза его сверкали, словно бурлящая сталь, рот перекосился – казалось, нижняя часть лица вот-вот отвалится. Наконец с отчаянным воплем, который издает раненый лев, полицейский швырнул «шмайссер» и опустился на колени. В ту же секунду Лайла подскочила к нему, схватила автомат и, отойдя на пару шагов назад, жестом заставила Бен-Роя лечь на живот.
– Эти «воины Давида», – произнес Халифа, – когда они…
Он осекся, почувствовав толчок холодного дула, внезапно упершегося в его шейный позвонок.
– Думаю, этого достаточно в качестве ответа. А теперь положи винтовку на землю и подними руки.
В первый момент Халифа хотел предупредить Лайлу, но в его положении, с дулом у затылка, один звук означал бы самоубийство. Не пытаясь сопротивляться, он, как и было велено, отложил «маузер» и скрестил ладони на голове. Дуло автомата тотчас убрали, чья-то грубая ладонь схватила руку инспектора и выкрутила ее, вынудив его встать на ноги и обернуться.
Вокруг стояли шестеро мужчин, включая того, кто держал Халифу. Все были крепкого сложения, с суровыми непроницаемыми лицами, на всех были лыжные куртки и черные шапочки, довольно нелепо выглядящие. У пятерых на груди висели автоматы «узи», а шестой – самый старший, только что говоривший с Халифой – сжимал пистолет марки «Хеклер и Кох». Он был низкорослый, мускулистый, с бледным, сильно заросшим лицом. На руках у него были перчатки. Кристальной ясности догадка, какие осеняют в моменты крайней опасности, пронеслась в голове у Халифы: перед ним стоял тот самый человек, портрет которого он видел на обложке журнала «Тайм» в гостиной виллы Пита Янсена, – Барух Хар-Зион.
«Вот подонок этот Бен-Рой, – подумал инспектор. – Лживый еврейский подонок».
Обменявшись полушепотом короткими репликами на незнакомом Халифе языке (вероятно, на иврите), мужчины пошли к краю выступа. Державший инспектора за руку снова дернул ее, на этот раз заставив египтянина повернуться обратно, лицом к ящикам. К тому времени Лайла уже заметила, что наверху что-то стряслось. Она спряталась за одним из ящиков и, не шевелясь, бледная от волнения, по-прежнему направляла дуло «шмайссера» на лежавшего лицом вниз Бен-Роя. Халифа подумал, что израильтяне сейчас откроют пальбу, однако они лишь молча смотрели вниз, держа наготове «узи». Один из них, высокий, со стриженными «под ежик» волосами, подошел к самому краю и, нагнувшись, принялся разглядывать подъемник.
Израильтяне снова посовещались, затем стриженый перекинул автомат на плечо, встал на колени спиной к выступу и начал карабкаться вниз по одному из стержней подъемника. Через полминуты послышался шум заработавшего механизма, а вскоре показался и сам боевик – он медленно поднимался к краю уступа. Поравнявшись с товарищами, он отключил двигатель, и, по кивку Хар-Зиона, четверо мужчин шагнули на платформу. Их командир кивнул еще раз, и платформа, содрогаясь и скрипя давно не смазанными шарнирами, начала опускаться, пока не остановилась у основания пещеры.
Халифа остался наверху вместе со сторожившим его мужчиной, железной хваткой сжимавшим руку инспектора и приставившим ему автомат к уху. Внизу Бен-Рой ворочал прижатой к земле головой, пытаясь разглядеть, что происходит. Лайла вышла прямо на середину пещеры и приподняла «шмайссер», как бы преграждая путь сошедшим с платформы людям. Халифа старался привлечь ее внимание, чтобы предостеречь от глупостей, но она ни на мгновение не спускала взгляда с Хар-Зиона. Какое-то время их глаза – серые и тяжелые, как гранит, у него, изумрудно-зеленые и дерзкие у нее – были словно прикованы друг к другу; затем с коротким кивком Лайла отдала автомат подчиненному Хар-Зиона и, смахнув кровь с разбитого носа, отошла в сторону.