Последняя тайна осени
Шрифт:
– Скоро вы поймете, что весь этот мир – это большая игра на интерес. Кстати, здесь нет понятия «преступник». Здесь это называется – нет, вы послушайте – «человек, ориентирующийся на альтернативное законодательство». Полный восторг! Сознательность людей так высока, что даже убийство может сойти с рук. Если, конечно, вам удастся убедить присяжных, что ваша жертва приносила вам определенный вред своими действиями. Единственное, чего не прощает это общество, – это махинаций с электронными деньгами. Это святое, трогать нельзя. Но я и не собираюсь. У меня достаточно фантазии, чтобы изобрести легальный способ стать достойным
– Вы очень интересно умеете рассказывать, – сказал Васин, – но мы еще не рассмотрели третий вариант. Что, если я пошлю вас к черту и не скажу вам ни слова про установку?
Глинский с сожалением улыбнулся.
– Тогда я раскрою перед вами калитку, помашу платочком и всплакну о вашей судьбе. Еще раз повторяю – убивать вас я не буду, слишком много формальностей. Просто выпущу на все четыре стороны. День-другой вы поболтаетесь по бесплатным закусочным, а потом вас непременно подберут и отправят в социзолятор. Это не тюрьма, это место, где держат людей, с которыми общество не знает, что делать. Там кормят и фильмы показывают. Но не уверен, что вы туда хотите. Думайте сами.
Думать было особенно нечего. Нужно, пользуясь случаем, бежать отсюда поскорее. Глинский, без сомненья, вел дрянную игру, он и не был способен на другое. Но здесь Васин не смог бы препятствовать ему, даже если бы очень захотел. А он не очень хотел. Пусть этим занимается местная милиция, или полиция, или что у них там... Хотя, если по чести, Васин тоже должен приложить к этому руку. Но только не здесь. Только дома, где все привычно, где чувствуешь себя хозяином, а не ожившим мамонтом.
Говорил Глинский убедительно. А вот насчет секретного Департамета у Васина были сомнения. Где гарантии, что его отправят именно домой, а не в тот же социзолятор, например? Где гарантии, что предсмертная речь Коржикова вообще не была бредом от начала до конца?
– А как бы мне убедиться, что вы действительно отправите меня домой? – осторожно поинтересовался Васин.
– Друг мой, а что мне еще с вами делать? Подумайте хорошенько. Тем более, что это будет совсем не трудно – установка работает, канал в нужное вам время налажен и функционирует. Ну истрачу на вас одну переноску, но это же сущая мелочь. Кстати, раз вы спрашиваете, стало быть, вы уже почти?..
– Почти, – согласился Васин. – Разберемся еще с одним вопросом и будем считать дело решенным. Иван Гирин тоже у вас?
– Кто это? – удивился Глинский. – Очень знакомая фамилия. Постойте, а не тот ли это следователь прокуратуры, который с вами...
– Тот-тот, – поспешил заверить его Васин.
– Но при чем здесь он?
– При том. Мы вместе попали сюда и хотели бы вместе удалиться. Если я уйду, а он останется здесь, мне будет сильно не хватать его.
– Вы хотите сказать, что вас здесь двое? – На лице Глинского проступило искреннее изумление и недоверие.
– Именно так.
– Ну, нет, – растерялся Глинский. – Этого не может быть. Мне бы сообщили. Нет, это совершенно исключено. Приборы засекли бы второй всплеск. Мне бы обязательно сообщили.
– Вы уверены?
– Совершенно точно. Ну, хотите, еще раз спрошу у своего консультанта? Хотя это
– Значит, он остался там, – медленно проговорил Васин, – а я, как последний идиот...
– Не знаю. Может, и там. А может... Нет, это вряд ли... Да не переживайте вы так. Скоро будете дома. Но я так и не услышал от вас согласия. Вы скажете, где установка?
– Да, – ответил Васин. Ему уже было все равно. – Скажу прямо сейчас. Она в подвале Института магнетизма.
– Я так и знал, – с досадой проговорил Глинский. – Но там несколько корпусов, и в каждом – гигантский подвал, целый подземный город, несколько этажей!
– Я знаю точный адрес. Номер сектора... Или бокса, не помню. Там в сумке мой диктофон, на кассете запись разговора с Коржиковым. Он подробно все рассказал мне.
– Отлично, – повеселел Глинский. – Мы отправимся туда сегодня ночью. Вы, надеюсь, с нами?
– Это еще зачем?
– Как только мы убедимся, что вы нас не обманули, мы отправим вас домой. Сейчас же. В ту же минуту. Домой!
До вечера Васин слонялся среди фонтанов и изнывал от безделья и нетерпения. Его накормили, напоили и оставили ждать. Он пытался было изучить окрестности, но как только выходил за границы какой-то условной невидимой зоны, откуда-то появлялся вежливый сектант-охранник и рекомендовал возвращаться обратно.
Он докурил последние сигареты и решил, что теперь-то точно бросит курить.
Видя мучения Васина, кто-то из охраны сжалился и принес ему «экран» – плоский и легкий, как книга, телевизор. Через пятнадцать минут Васин попросил унести его обратно – все было слишко быстро, слишком ярко и совершенно непонятно. От местных программ болела голова и слезились глаза.
Вечером в кронах деревьев зажглись замаскированные фонари. Замелькали блестящие кресты, вскоре бесшумно прикатили три черные угловатые машины. В одной из них приехал Глинский.
– Берите вещи, – сказал он Васину. – Кстати, вот ваш магнитофон. Я прослушал запись и, признаться, очень удручен, что Родиона Терентьевича погубила банальная неосторожность. Он даже фамилию не захотел менять. Представьте, я дал ему фальшивый паспорт с настоящей фамилией – ну не бред ли?
Сидя в машине и глядя на убегающие назад стены тоннелей, Васин с грустью думал, что он так и не увидел толком, какой стала Москва за два столетия. На людей посмотрел, а вот сам город узнать не удалось. Может, попросить Глинского отсрочить отправку на один день и устроить экскурсию?
– Петр Николаевич, – сказал Васин, – Самое интересное я так и не спросил. Кто же убил Малютина, Мамедова? Как это было сделано?
– Я не поддерживаю разговоры на эту тему, – холодно заметил Глинский. – А что, вы собираетесь возобновить расследование, когда вернетесь? Не пытайтесь. Исполнителя вам не найти, сколько ни тужьтесь. Не доросли вы еще до этого...
Глинский угрюмо замолчал. Васину не понравилось его молчание. Он пожалел, что задал этот вопрос.
Тоннели закончились, когда три машины уже выехали из центральной части города. Васин посмотрел назад и увидел мир огней – ярких, цветных, бегущих, летящих, пульсирующих – всяких. По сторонам от дороги тоже были огни – Москва не обрывалась резко, она медленно растворялась островками пригородов и ручейками дорог среди лесов и полей. Но самое главное осталось, конечно, позади.