Последняя тайна пещеры
Шрифт:
И в тот момент, когда вагон вздрогнул и вокзал с провожающими поплыл плавно назад, дверь нашего купе открылась и… и мы с Мишкой вытянулись, качнули, как куклы, головами и пролепетали:
— Здравствуйте, Глафира Александровна!
Да, это была она — наша прежняя математичка. Бывают же такие неудачные совпадения! А мы-то мечтали вздохнуть свободно!
— А, — протянула
Мы вышли в коридор, сели на откидные сидения и стали уныло смотреть в широкое лаково-черное окно.
— Вот скверная баба, — прошептал Шилин, — давай, Толя, будем здесь сидеть до ночи. Мне совсем не хочется попасть сейчас на урок математики.
Дверь нашего купе откатилась в сторону, и Глафира Александровна, шурша красным халатом, встала рядом с нами:
— Кто же теперь учит вас математике? Маркин? Кто такой этот Маркин? Молодой? Интересно, чему он вас выучил? Как он проводит урок?
— Во!! — простодушно воскликнул Мишка и поднял большой палец.
Глафира Александровна строго поджала губы и уплыла в купе.
Ночью мы спали плохо, но утром оба крепко уснули и проснулись, когда поезд подходил к Вязьме. Мне вздумалось купить газету и я вышел на перрон. Я шел, щурясь от яркого утреннего солнца, и вдруг… увидел Ксану. Она ехала в нашем поезде! Неужели в пещеру Маркина? Что делать?.. А этот маленький человечек в зеленом костюме — наверно, это и есть Балясин!..
Нет, я не хочу с ними встречаться.
Я вернулся в вагон без газеты и тотчас же рассказал Мишке о неприятной встрече.
— Все ясно, — мрачно пробасил он, — они едут, чтобы окончательно погубить открытие Маркина.
— Ну, это все только твои предположения, — ответил я.
— Идея! — закричал Мишка. — Ты разведал Маркина, а я разведаю этих двух.
— Как же ты их разведаешь? — удивился я.
— А очень просто. Обедает этот зеленый гусь наверняка в вагоне-ресторане. И, конечно, пойдет с этим историком в юбке. А?
Мишка сделал страшную рожу — это должно было изображать лицо сыщика — и исчез на четыре часа…
Вернулся он едва передвигая ноги, но довольный. Пахло от него так, будто он съел целую фабрику-кухню. Вот как он доложил мне о разведке:
— Сел я за самый дальний столик, чтобы заказ подольше не взяли — и жду. А их нет как нет. Пришлось взять стакан чая. Сижу, прихлебываю, а сам на дверь кошусь. А официант решил, что я собираюсь уйти не заплатив. Встал рядом со столом и тоже ждет. Пришлось заказать коржик…
Тут Мишка погладил себе живот.
— Съел я коржик и опять кошусь на дверь. Опять официант подошел. Пришлось заказать сосиски с капустой. Наконец, вижу, входят. Сели через столик. Балясин сразу в меню носом. Ксана говорит: я так посижу, что-то аппетита нет… Тут ко мне опять подошли — пришлось опять повторить сосиски.
Мишка тяжело вздохнул.
— Сперва разговор у них был неинтересный: опаздывает наш поезд или не опаздывает. Балясин вынул часы и стал определять скорость поезда — так и прилип к окну. Потом объявил, что мы движемся со средней скоростью восемьдесят километров в час. А когда им принесли два борща, он что-то очень длинно говорил о значении горячей пищи для человеческого организма… а я старался есть медленно-медленно…
Мишка опять вздохнул, и в животе у него что-то хрюкнуло.
— Вдруг слышу: «Обратите внимание, Ксения Алексеевна, на эти стены. Видите — от постоянной влажности узор почти исчез. Вот почему в Абхазии с ее очень влажным климатом не могли сохраниться наскальные рисунки. Маркину, с его повышенной… впечатлительностью, конечно, померещились звери в обыкновенных пятнах и натеках. Пещеры Абхазии никогда не были жилыми…
— А Ксана соглашалась? — спросил я.
— «Да, да», говорит, и совсем перестала есть. — «Наверно вы правы, Виталий Валерьянович».
— И все?
Потом они долго спорили, кому платить за обед. А потом они ушли…
Мне подумалось, что результаты разведки бедноваты, но не хотелось огорчать Мишку. Все-таки он не пожалел ни сил, ни желудка для успеха дела. Я поблагодарил его и посоветовал лечь отдохнуть, но он возразил:
— Если я лягу, то буду раздавлен собственной тяжестью, как кит, выкинутый на берег.
День прошел быстро за разговорами, за игрой в «балду». Мы подъезжали к Харькову. На наше счастье, Глафира Александровна нашла себе друзей среди курортников и не мешала нам. Балясина и Ксану я не встречал и начал думать, что они уже сошли с поезда. Я не мог согласиться с Мишкой — едва ли Балясин поедет на Кавказ, чтобы окончательно добить Сергея Сергеевича. Это было бы, как в приключенческом романе. Он, конечно, скептик и сухарь, но не злодей же!
Будущее покажет.
Дядя Женя
— Сухуми! Скоро Сухуми! — разбудил нас ворчливый голос проводницы. — Мальчики, сдавайте постели!..
Мы вскочили и бросились к окну. Солнце обожгло глаза. Оно было слепящее, белое, чуть голубоватое от моря, и от него никуда не скроешься.
— Пальмы! Смотри, Толя, пальмы! — пыхтя от восхищения, закричал Мишка.
Вот и вокзал. И он тоже слепяще-белый, чуть голубоватый, будто его осветила вспышка магния. Мы вышли из вагона и нас обдало таким жаром, что сразу захотелось купаться. А вот и дядя Женя: худой, в полотняном костюме. Он поцеловал меня, хлопнул по плечу Шилина:
— Эк, вас накутали! А ну, снимайте пиджаки!.. Так. А теперь — за мной…
— Ну как, встретили дядю? — услышали мы за спиной голос Глафиры Александровны. — Здравствуйте, здравствуйте! Вашим племянникам очень повезло… В чем? Они были на моем попечении всю дорогу… Не стоит благодарности! Теперь я могу спокойно ехать в санаторий. Передала с рук на руки…
Дядя Женя с недоумением посмотрел ей вслед, улыбнулся, но ничего не сказал. Мы пошли к автобусу.
И тут на другом конце площади я увидел зеленую фигурку Балясина. А вон и Ксана… Значит, и они едут в пещеру! Лишь бы не опередили нас!